История доллара - [9]

Теперь олени и бобры, волки и еноты последовали за гигантскими ленивцами, мамонтами и мастодонтами. В поисках свежей дичи индейцы стали мигрировать на запад, вторгаясь на территорию других племен.

Пока традиционный уклад жизни индейского общества и экология лесов рушились, колонисты открыли, что и сами могут использовать вампум в качестве валюты, таким образом, индейцы, сами того не желая, оказались в роли центрального банка страны, с охотой выкупая вампумы в обмен на мех. Однако мало-помалу они выходили из этой игры. Жадные колонисты использовали более производительные стальные дрели, избыток подрывал стоимость вампум а. Англичане обвиняли в мошенничестве голландцев, те и другие возлагали вину на аборигенов. Один фатом вампума, по общему уговору, приравнивался к длине руки, и голландцы жаловались, что индейцы отправляют принимать платежи самых высоких мужчин, а выплачивать — почти гномов.

Индейцы с легкостью выявляли подделки, и все вампумы, сделанные из «камней, кости, стекла, мидий, рога и даже дерева и битых бус», возвращались в карманы белых людей, тогда как «качественный, блестящий вампум, в просторечии манхэттенский», исчезал в лесу. В 1648 году Верховный суд Коннектикута постановил, что вампум больше «не уплачивают и не принимают к оплате, иначе как сплетенным надлежащим образом, то есть не слишком большим и не слишком маленьким и не составленным некрасиво или в беспорядке, как бывало прежде». За сорок лет колонисты огнем и мечом проложили свой путь к местной валюте. В 1649 году Массачусетс прекратил ее использование, хотя, по всей видимости, она просуществовала в качестве денег среди белых за пределами Нью-Йорка вплоть до 1701 года. Для оформления договоров с индейцами вампум использовали до самого XIX века, что служило ярким примером его преимущественно ритуального. немонетарного значения. В последний раз обмен вампумом произошел в Прери-дю-Шьен в 1825 году, когда тысяча предводителей племен собралась выслушать ультиматум белого человека — сцена, прекрасным образом запечатленная двадцать лет спустя на пяти-, десяти-, двадцати— и пятидесятидолларовых банкнотах банка штата Висконсин.

УИЛЬЯМ ФИПС. сильный, хорошо сложенный и абсолютно неграмотный в свои восемнадцать, обратил взор к морю — в том месте, где река Кеннебек впадала в широкий поток англо-американской империи. Он работал подмастерьем на местной верфи, а в 1673 году пешком отправился в Бостон, на верфь покрупнее, чтобы устроиться корабельным плотником. Эта отрасль процветала: первый американский корабль спустили на воду в 1631 году, и уже к концу века каждое третье британское судно строили в Америке. Страна была мечтой для любого агента по корабельному снаряжению, огромным складом мачт и рангоута, дегтя и канатов.

«По внешности своей он был высок, выше большинства прочих мужчин, широк также, как высок, и силен так же, как широк: он был во всех отношениях недюжинным и мог одолеть такие тяготы пути и голода, которые убили бы большинство прочих». Уильям Фипс сошелся с молодой вдовой Мэри Спенсер Гулль, добился расположения ее отца — капитана судна и земельного спекулянта. Оба Гулля с готовностью поверили обещанию молодого человека, что однажды он возглавит один из кораблей флота его величества и станет так богат, что построит для своей жены прекрасный кирпичный дом на Грин-Лейн.

Фипс начал с того, что заключил соглашения с несколькими купцами из Бостона о постройке корабля на семейной ферме, который предстояло поставить вместе с грузом (вероятно, строевым лесом и провиантом). Но отношения с вабанаки ухудшались. 14 августа 1676 года близлежащее поселение разорили внезапно налетевшие индейцы, около пятидесяти поселенцев убили. Корабль Фипса был спущен на воду, но его груз еще ждал на берегу, когда с противоположной стороны залива потянуло дымом. Молодой человек не терял ни минуты: оставив ферму и строевой лес поджигателям-вабанаки. он погрузил на корабль семью, соседей и умчался в безопасный Бостон.

может, в Бостоне жить было безопаснее, но город тогда тоже был разорен. Местные купцы, как и повсюду, не могли достать денег — звонкую монету, вращавшую колеса заграничной торговли. Чтобы накопить свое серебро, почти все колонии рано или поздно устанавливали замену для внутренних расчетов. На какое-то время вампум стал «законными деньгами», подходящими для выплаты долгов и налогов; за ним последовали бобы, ром, гвозди и пшеница. Один поклонник называл их «твердой валютой».

Сноровка в замене валюты стала второй натурой людей, постоянно имевших дело с новшествами, но концепт «законных денег» превратился в бикфордов шнур, заложенный под древнее право королей регулировать денежное обращение, скромную, но значимую декларацию о намерениях колониальной Америки. То, что началось как уловка, мало-помалу сформировало альтернативный опыт, пока над отношениями Британии с ее колониями не начали сгущаться тучи взаимного раздражения.

Поиск звонкой монеты продолжался: золото и серебро имели очевидные преимущества в качестве денег, как обнаружил судебный пристав в Спрингфилде, чей ялик опрокинулся, утопив налоговые поступления за год, уплаченные сушеными бобами. В Виргинии, где законной валютой являлись гвозди, властям пришлось вмешаться, так как люди ради денег принялись сжигать собственные амбары.