История долгов наших: Долги и темная сторона богатства - [47]

Календари, часы, колокола — все это призвано отмечать время, а время бежит как для смертных, так и для долгов. Часы моего деда, которым было тесно на полке, и потому они стояли на полу девяносто лет, купили в тот день, когда он родился, и с тех пор их тиканье не прерывалось ни на один день, как стук сердца. Но когда дед умер, они остановились и больше не пошли.

На средневековых гравюрах смерть изображали не только с косой, но и с песочными часами, которые должны были означать, что песок времени — твоего времени — не бесконечен и течет очень быстро. Крылатая колесница времени постоянно находится рядом. В рассказе Эдгара По «Маска Красной смерти» принц Просперо и его тысяча бражников в надежде избежать чумы переходят из одной ярко окрашенной комнаты дворца в другую. В седьмой и последней комнате стоят огромные эбеновые часы. (Почему семь? Думаю, потому, что человеческая жизнь делится на семь возрастов.) Эти вещие часы сначала просто тикали, а затем издали двенадцать ударов, извещавших о наступлении полночи, мистического часа, после которого все начали покрываться красными пятнами и падать, потому что нельзя спрятаться от Времени и его сиамского близнеца — Смерти. (У Эдгара По часы, как и часы моего деда и как многочисленные настенные, напольные, карманные и наручные часы из детективных историй, в которые попадают пули, останавливаются вместе с последним ударом сердца владельца.)

Поэтому никогда не спрашивайте, по ком звонит колокол, как сказал поэт XVII века Джон Донн. Он звонит по тебе. Или будет звонить. А потом он перестанет звонить, как все эти литературные часы.

Время — это условие существования наших физических тел: без него мы не можем жить, мы застынем, превратимся в статуи, потому что не сможем изменяться. Но в конце времени, нашего времени, Время нам больше ни к чему. На небесах часов нет, как нет их и в аду. И там и там все происходит Сейчас. По крайней мере, ходят такие слухи. В раю нет долгов — все они были так или иначе оплачены. Но в аду нет ничего, кроме долгов, там производится огромное количество платежей, хотя всё вы оплатить никогда не сможете. Там нужно платить, платить и платить. В этом смысле ад — это выдоенная досуха кредитная карточка, проценты по которой без конца увеличиваются.

Вот как у Марло доктор Фауст говорит о своей сделке с Мефистофелем. Он сетует на безжалостность времени и одновременно хочет, чтобы оно не кончалось:

Я написал договор с Люцифером собственной кровью; срок истекает; близится час, когда он должен явиться за мной…

Ах, Фауст!

Один лишь час тебе осталось жить,

И будешь ты навеки осужден!

Свой бег остановите, сферы неба,

Чтоб время прекратилось, чтоб вовек

Не наступала полночь роковая!

Природы око, воссияй! Пусть вечный

Настанет день, иль этот час продлится

Год, месяц иль неделю — хоть бы день,

Чтоб Фауст мог, раскаявшись, спастись.

О, lente, lente currite, noctis equi![24]

Светила движутся, несется время;

Пробьют часы, придет за мною дьявол,

И я погибну.

Латинская фраза в этом монологе полна грустной и сочувственной иронии. Это цитата из стихотворения Овидия, в котором он просит коней, которые везут крылатую колесницу ночи, бежать помедленней. Он хочет, чтобы ночь длилась долго и он смог бы больше времени провести в постели со своей возлюбленной. Однако это обращение у доктора Фауста не возымело действия, и время как бежало, так и продолжает бежать. Причем не останавливаются не только часы, но и колокола, как и положено, бьют полночь, и наступает час ужасной расплаты.

Как я уже говорила, есть все основания полагать, что доктор Фауст Кристофера Марло и Эбенезер Скрудж Чарльза Диккенса — это зеркальные отражения друг друга: все, что делает Фауст, Скрудж делает как раз наоборот. Это же самое касается и их отношения ко Времени. Фауст лишь хочет, чтобы Время стало резиновым и растянулось, день возврата долга никогда не наступил и ему не пришлось бы расплачиваться своим телом и душой с Мефистофелем, тогда как это свойство Времени уже имеется у Скруджа.

Роковой момент для обоих персонажей наступает между полночью и часом ночи. Для тех, кто увлекается мифологическими ассоциациями, полночь символизирует наступление поворотного момента. Это выражение я использую в его старом значении, которое восходит к тому периоду, когда считалось, что время может открываться и закрываться в определенные моменты (например, Хэллоуин и дни солнцестояния), когда двери между нашим и другими мирами отворяются, и именно в этот момент Фауста разрывают на куски демоны.

Этот час является очень важным и для Эбенезера Скруджа, к которому две ночи подряд (первая — канун Рождества) приходят духи Святок, когда ему кажется, что пробило час. Третий дух является к нему в двенадцать часов на третью ночь. Но когда он просыпается, все три ночи превращаются в одну и то, что должно было быть вторым днем после Рождества, оказывается рождественским утром. Время для Скруджа движется медленно, и в одну ночь совершается то, на что могло уйти три ночи. За эту единственную ночь он прожил всю свою жизнь, взглянул на свою будущую смерть и вновь вернулся в настоящее. Таким образом, срок расплаты оказался отложенным, и он заново входит в мир — мир, который он, наконец, может обнять как свой собственный.