История девяти сюжетов - [56]

3

В рассказе же Куприна лишь после этой встречи разыгрываются решающие события. Наступает кульминация сюжета. После возвращения браслета Желтков выстрелом из пистолета кончает с собой.

То, что представлялось анекдотически-смехотворным, пародийным и достойным карикатуры, когда на пылкие признания незнакомого воздыхателя смотрели из уютных барских апартаментов, оказалось подлинной драмой, завершившейся смертью. Несчастный влюбленный оплатил жизнью свой благоговейный подарок предмету любви: он нарушил приличия, установленные сословным обществом.

Пошлый, как это казалось аристократическому семейству, фарс обернулся трагедией.

Без потрясающего финала, примышленного Куприным, «Гранатовый браслет» не поднялся бы до уровня прекрасной трагической поэмы о безнадежной любви, каким он вошел в сознание читателей.

Может быть, Куприн изменил ход событий ради большого драматического и эмоционального напряжения? Разумеется, и это имело место.

Фабульное заострение, если, конечно, оно продиктовано естественной логикой повествования, — не мелочь, которой можно пренебречь.

Заострение родилось не по прихоти художника. Куприн с другой стороны посмотрел на казус, приключившийся у Любимовых. Он увидел случившееся не глазами аристократической семьи, а глазами бедного разночинца, на свое горе полюбившего женщину недоступного ему круга.

Александр Иванович Куприн свел знакомство с сановной семьей Любимовых через родственников жены. Но к их кругу он никогда не принадлежал.

Любимовы, даже лучшие из них, смотрели на Россию, на русских людей сверху. Куприн сроднился с простым людом и близко наблюдал его. Прежде чем стать литератором, Куприн перепробовал ряд «плебейских» профессий. Он был актером и псаломщиком, грузчиком и репетитором, кладовщиком и репортером.

Константин Георгиевич Паустовский рассказывал мне, что в бытность свою в Одессе, в годы гражданской войны, он свел знакомство со многими людьми, близко знавшими Куприна. По их словам, новый, только что написанный, еще не напечатанный рассказ Куприн любил читать вслух людям из низов, в литературе совершенно неискушенным. Он собирал портовых рабочих, грузчиков либо моряков, рыбаков, извозчиков и жадно прислушивался к тому, как они воспринимают написанное им.

Его влекло к простым людям. Поэтому он так хороню изобразил крестьян Полесья, рабочих и служащих сталелитейных заводов Донбасса, рыбаков Балаклавы, посетителей одесских кабачков, жителей окраин и мутных городских закоулков. Он легко сходился с людьми из низов, всей душой входил в их заботы.

Узнав от Любимовых о злосчастной истории с телеграфистом Желтым, Куприн зажил в своем воображении именно его радостями и печалями, проник в его душу.

И все предстало в ином свете.

Не только заносчивый и спесивый брат Людмилы Ивановны, но и остальные члены семьи и вообще люди их круга считали само собой разумеющимся, что какой-то телеграфист, по сравнению с ними, — существо низшего порядка. Что он ниже их не только по социальной «табели о рангах», но и в чисто человеческом смысле, — по интеллектуальному уровню и нравственным достоинствам.

Трагический финал «Гранатового браслета» силой художественной правды нес с собой мысль о потрясающем душевном превосходстве полунищего мелкого служащего над светской надменной верхушкой, над привилегированной элитой общества.

Князья Шеины и Мирза-Булат-Тугановские кичатся своей воспитанностью, тонкостью чувств, изысканной культурой. И вот влюбленный телеграфист, «герой» анекдотов, банальный носитель пошлости и безвкусицы, обнаруживает такую высоту души, такой чистоты чувство, такую благоговейную любовь, перед которой всем им следовало бы преклониться.

Дмитрий Николаевич Любимов рассказывал сыну, что он «почувствовал в Желтом пламя подлинной беззаветной страсти». В таком же духе, очевидно, он описывал и Куприну эпизод посещения мансарды Желтого. По всей вероятности, это наблюдение и побудило писателя заглянуть в глубь души странного поклонника и под шелухой не слишком тактичных поступков (проникновение в комнаты Людмилы Ивановны под видом полотера) увидеть пламя чистой и высокой любви.

В эпизоде встречи двух светских людей с бедным служащим князь Василий Львович Шеин ведет себя сдержанно. Он пытается удержать брата жены от резких выпадов и грубых угроз по адресу человека, своим подарком нарушившего святость сословных границ. Больше того, когда Желтков оставляет их наедине, чтобы поговорить по телефону с княгиней Верой, Василий Львович произносит такие прочувствованные слова: «Подумай, Коля, разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь?..» И добавляет, подумав: «Мне жалко этого человека. И мне не только что жалко, но вот я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души…»

Но ведь раньше, когда был получен гранатовый браслет, князь Василий Львович считал, что нужно прочитать дарителю «строгую нотацию». Конечно, подарок от незнакомого можно отвергнуть. Но за что строгую нотацию? За чувство любви? За то, что Желтков посмел влюбиться в светскую даму? Да разве влюбиться — проступок, грех?

Но Василий Львович сумел подняться над прежним презрительным отношением к анонимному поклоннику княгини Веры, склониться перед его душевной трагедией. И это первая нравственная победа телеграфиста.