История девяти сюжетов - [53]

Кто же был этим нарушителем? Не кто иной, как судья Уитберг! Он протянул Уотсону руку для дружеского рукопожатия. Но она повисла в воздухе.

«Я вижу вашу руку, но не хочу ее пожать! — вызывающе сказал социолог. — Газеты писали, будто я после суда подал руку Пэтси Хорану. Вы знаете, что это ложь, но скажу прямо — я в тысячу раз охотнее пожал бы руку ему и его подлым приспешникам, нежели вам!»

Судья был крайне смущен. Запинаясь, он пытался найти какие-то контраргументы, но никак не мог обрести былого красноречия.

И тут Уотсона осенила мысль. Неожиданная и — на его взгляд — чрезвычайно удачная. Он поднял с земли камень.

«Теперь смотрите на меня!»

Уотсон нанес себе сильный удар камнем по щеке. «Кровь брызнула струей».

«Переборщил малость», — сказал он. — «А в таких делах самое главное — правдоподобие».

Оторопевший Уитберг решил, что Уотсон сошел с ума. Он еще не сообразил, какую каверзу готовит ему Уотсон.

А социолог отыскал еще один камень, гладкий.

Он несколько раз ударил себя по лицу.

«…Через час-другой щека приобретает великолепную черно-зеленую окраску. Это будет убедительно!» — сказал он невозмутимо.

Судья начал о чем-то догадываться.

«Да вы спятили!»— пролепетал он дрожащим голосом.

«Не грубите!» — ответил торжествующий Уотсон. — «Разве вы не видите моей окровавленной физиономии?.. Моя жизнь в опасности! Я вынужден обороняться».

Судья Уитберг увидел под самым носом кулаки социолога.

«— Только ударьте меня, и я прикажу вас арестовать! — пригрозил он.

— Это самое я говорил Пэтси, — последовал ответ. — И знаете, что он сделал?

— Нет.

— Вот что!

В то же мгновение правый кулак Уотсона обрушился на нос судьи Уитберга, и сей джентльмен упал навзничь».

Началось истязание «по методу краснокожих индейцев». Судью били по щекам, по ушам, по голове. Уотсон в точности проделывал то, что он вытерпел от Пэтси. Поставив судью на ноги, он умышленно расшиб себе нос о его голову. Из носа пошла кровь.

«Видите? — воскликнул Уотсон… размазывая кровь по всей манишке. — …Я едва жив! Я вынужден защищаться!» И судья снова получил сокрушительный удар кулаком, сваливший его на землю.

«Это зверское, ничем не вызванное нападение…» — сказал он, всхлипывая.

«Эти самые слова я слышал от Пэтси».

Не прошло и часа, как Уитберг был арестован деревенским полицейским «за нападение и побои» по жалобе Картера Уотсона.

Аналогичную жалобу подал и Уитберг. Суд над социологом и судьей как две капли воды был похож на судебное заседание, описанное выше, — с частичной переменой персонажей.

Все издевательские реплики, какие судья Уитберг ранее адресовал Уотсону, пришлось выслушать ему самому.

Не жалея красок, социолог красноречиво описывал, как на него внезапно кинулся из-за деревьев Уитберг. Как тот сбил его с ног. Как он, Уотсон, ни за что ни про что был зверски избит неизвестным громилой. И как он, Дотсон, миролюбивейший человек, был вынужден защищаться всеми доступными средствами.

Судье Уитбергу «было преподано искусство лжесвидетельства». С высоты своего судейского кресла ему часто случалось снисходительно выслушивать ложь под присягой в инсценированных полицией делах. Но впервые «лжесвидетельство было направлено против него самого».

После того как Уитберг рассказал обо всем случившемся вполне правдиво, Уотсон задал ядовитый вопрос: что Уитбергу было нужно в его, Уотсона, владениях?

Уитберг ответил: он не знал, что это чужое владение. Уотсон резонно возразил, что межевые знаки были выставлены на самых видных местах. Судья его решительно поддержал: «Я сам видел их! Они бросаются в глаза!»

Парировать было нечем. Последовал второй вопрос: за что он, Уитберг, напал на Картера Уотсона?

«Ваша честь, я уже докладывал, что я не нанес ему ни одного удара», — возразил Уитберг.

Выразительно посмотрев на распухшее лицо социолога, судья устремил грозный взгляд на Уитберга.

«Взгляните на щеку этого человека! — загремел он. — Если вы не нанесли ему ни одного удара, почему же он так избит и изувечен?»

Уитберг упорно твердил свое: Уотсон сам ударил себя камнем. Даже двумя камнями.

Читателю известно, что это была сущая правда. Но у Уотсона был заготовлен убийственный вопрос, заимствованный у самого Уитберга:

«Возможно ли, чтобы человек, если только он не помешан, сам себя увечил, нанося себе камнем удары по лицу?»

На это трудно было что-либо возразить.

Судья погрузился в размышления, «сделав глубокомысленную мину».

Социолог насмешливо подмигнул Уитбергу. Тот, однако, оказался человеком, лишенным чувства юмора. В создавшейся ситуации он не видел ровно ничего смешного.

В решении деревенского судьи Уитбергу могло послышаться нечто знакомое. Исходя из того, что показания обеих сторон противоречивы и нет никакой возможности установить, кто нанес первый удар, судья «к великому своему сожалению», как он счел нужным отметить, вынужден оправдать обоих ответчиков.

«— Но у меня создалось свое мнение, — добавил он, осуждающе поглядев на Уитберга, — и я советовал бы вам держаться подальше от владений мистера Уотсона и уехать отсюда».

«Что ж, выпьем по этому случаю?» — благодушно обратился социолог к Уитбергу, когда они покинули здание суда. Но у того по-прежнему не хватило юмора, и он отказался пойти с Уотсоном в ближайший кабак.