История Будущего. Миры Роберта Хайнлайна. Том 22 - [2]

— Выбросьте вон этого шарлатана! Довольно и того, что слышали.

Председатель постучал молоточком.

— Господа! Прошу вас! — Затем он повернулся к Пинеро. — Должен ли я напомнить вам, что вы не член этого общества и что мы вас не приглашали?

— Ах, так? — Пинеро поднял брови. — Помнится, я получил приглашение с грифом Академии.

Председатель пожевал нижнюю губу, а потом ответил:

— Да, верно. Это приглашение написал я сам. Но лишь по просьбе одного из попечителей — превосходного джентльмена, радеющего об интересах человечества, однако, не ученого и не члена Академии.

— Ах, так? Я мог бы и догадаться. Старик Бидуэлл, верно? Из «Объединенного страхования жизни»? И он хотел, чтобы его дрессированные тюлени разоблачили меня как шарлатана, да?

Ведь если я смогу назвать человеку день его смерти, никто не пойдет к нему страховаться даже на самых выгодных условиях.

Но каким образом вы меня разоблачите, если сначала не выслушаете? Даже если допустить, что у вас хватит ума меня понять? П-ф! Натравить шакалов на льва! — Он подчеркнуто повернулся к ним спиной.

Ропот в зале стал громче, в нем звучала злоба.

Тщетно председатель требовал тишины. В первом ряду кто-то вскочил на ноги — Господин председатель!

Председатель не упустил удобного случая и крикнул:

— Господа! Слово предоставляется доктору Ван Рейну Смиту.

Шум затих. Доктор Смит откашлялся, пригладил великолепную седую шевелюру и сунул руку в боковой карман своих элегантных брюк. Он принял позу, какая бывала у него, когда он читал лекции в дамских клубах.

— Господин председатель! Уважаемые сочлены Академии Наук, будем терпимы. Даже убийца имеет право на последнее слово перед тем, как суд вынесет приговор. Так будем ли мы строже?

Пусть даже приговор и предопределен интеллектуально. Я признаю за доктором Пинеро право на ту любезность, которую это ученое собрание должно оказывать любому коллеге, не состоящему в нем, даже если (он слегка поклонился в сторону Пинеро) нам неизвестен университет, присвоивший ему степень.

Пусть то, что он намерен сказать, не отвечает истине, на нас это тени бросить не может. Если то, что он намерен сказать, верно, нам следует это знать. — Его красивый, хорошо поставленный голос успокаивал, завораживал.

— Если манеры почтенного доктора кажутся нам несколько резковатыми, следует помнить, что возможно там, откуда он приехал, или в той среде, где он вращается, таким вещам придается меньше значения, а наш добрый друг и благодетель просил вас выслушать этого человека и тщательно оценить его утверждения. Так сделаем же это с достоинством и декорумом.

Он сел под треск аплодисментов, с удовольствием сознавая, что снова поддержал свою репутацию интеллектуального лидера. Завтра газеты вновь упомянут разумность и обаятельность «Самого красивого ректора во всех американских университетах». Кто знает, может быть, теперь старик Бидуэлл раскошелится и субсидирует постройку плавательного бассейна.

Когда аплодисменты стихли, председатель повернулся туда, где виновник всей этой бури сидел с безмятежным лицом, скрестив руки на круглом брюшке.

— Вы не продолжите, доктор Пинеро?

— А зачем?

— Вы же пришли сюда ради этого? — председатель пожал плечами.

Пинеро встал.

— Справедливо, совершенно справедливо. Но стоило ли мне приходить? Есть ли здесь хоть один человек, способный воспринимать новое, способный взглянуть в лицо голым фактам и не покраснеть?

По-моему, таких здесь нет. Даже этот столь красивый господин, который попросил вас выслушать меня, уже успел вынести мне обвинительный приговор. Его интересует декорум, а не истина. А что, если истина противоречит декоруму? Признает ли он ее? И вы все? По-моему, нет.

Тем не менее, если я не продолжу, вы расцените это как доказательство вашей правоты. Любой тупица с улицы решит, что вы, тупицы, изобличили меня, Пинеро, как шарлатана и самозванца. Я еще раз объясню вам суть моего открытия. Короче говоря, я изобрел способ определить, сколько остается жить человеку.

Я могу заранее представить вам расписание Ангела Смерти. Я могу сказать вам, когда Черный Верблюд преклонит колени у вашей двери. Поработав с моим аппаратом пять минут, я могу сказать любому из вас, сколько песчинок еще остается в ваших песочных часах. — Он умолк и скрестил руки на груди.

На мгновение воцарилась тишина. Потом по залу прокатился шумок. Наконец председатель сказал:

— Но вы же не кончили, доктор Пинеро?

— А что еще можно к этому добавить?

— Вы нам не объяснили механизм вашего открытия.

Брови Пинеро взлетели вверх.

— Вы хотите, чтобы я отдал плоды моих трудов на забаву детям? Это опасное знание, друг мой, и я берегу его для человека, который понимает самую суть. Для себя. — Он постучал себя по груди.

— Но откуда нам знать, что это не пустые претензии?

— Очень просто. Вы пришлете комиссию, перед которой я продемонстрирую работу своего аппарата. Если все подтвердится, очень хорошо, вы это признаете и оповестите об этом весь мир. Если не подтвердится, я буду изобличен и принесу извинения. Да, я, Пинеро, принесу извинения.

В глубине зала поднялся худой сутулый мужчина. Председатель дал ему слово, и он заговорил: