История болезни. В попытках быть счастливой - [39]

Для меня первичны их человеческие качества. А остальное – не важно.

30 мая. На балете я не была лет двадцать пять. В студенчестве ходила часто, ибо, вестимо, работала переводчиком. А иностранцам было принято показывать балет.

И вот мои друзья, оказавшиеся настоящими балетоманами, повели меня на “Коппелию”.

Это очень красиво. Красиво все. Танцевали потрясающие Наталья Осипова и Вячеслав Лопатин. С юности я помнила, что где-то в середине второго действия мне становилось скучно. Теперь, увидев закрывающийся занавес, я вздрогнула: “Как? Уже все?”

От балетоманов я узнала, что первым балетом после открытия в ноябре старой сцены Большого театра будет “Спячка”. Так они называют “Спящую красавицу”.

2 июня . Вот что я целыми днями делаю, что времени нет совсем? Вчера ходила на митинг про инклюзивное образование. В класс к Кириллу Дроздкову поступили теперь еще два колясочника! Умнейший и интеллигентнейший Сережа Кулаков (вроде я правильно расслышала фамилию?) благодаря тому самому ступенькоходу учится в школе и вчера прибыл с папой в Новопушкинский сквер на митинг. Еще была красивая Наташа, у которой сын с ДЦП, и она рассказывала, как многое изменилось в ее мировосприятии после такого же митинга два года назад. “Тогда, – говорит, – выступала женщина и сказала, что в Америке пятьдесят лет назад тоже ничего не было. И у нас тоже все получится”.

Хи-хи. Эта женщина была ИА. Услышана. Приятно.

А сегодня в РИА подводили итоги конкурса “Город, доброжелательный к детям”. Спрашиваю дам из Самарской области про инклюзию. “Есть, – говорят, – все сделано! У нас в Новокуйбышевске такой шикарный реабилитационный центр!”

Ага. Слово выучили. А то, что реабилитация – это лишь малая часть полноценной детской жизни, не выучили. Начинаем урок сначала.

2 июня . А еще у моего редактора Настеньки в подвале дома в Реутове обнаружились 9 (девять!) котят. Было больше – двоих растерзали собаки. Как спасать котодетей? Одного Настя пристроила. Я взять не могу – у меня две котоморды живут и еще две столуются. Настя на съемной квартире.

Написала в сообщество ru_cats. А как написать на ПиК?

Еще вчера слушала скрипку. Вообще-то должен был петь заезже-знаменитый бас, но он, видно, перебрал мороженого и охрип. Так что концерт сыграл его аккомпаниатор Саша Барклянский. Романтичен, обаятелен…

5 июня . Я никогда не видела своего деда Алексея Степановича. Маминого отца.

Он всегда был легендой. Просто я росла и знала, что у бабушки был муж, который не то погиб, не то пропал на войне. В разговорах со мной бабушка никогда о нем не вспоминала, пока ее память была еще жива, я, в силу мелкого возраста, для разговоров не годилась, а когда смогла бы задавать вопросы, бабушка совсем постарела. Сейчас мне кажется, что и память ее постарела. И, наверное, для нее Алеша тоже превращался в легенду. Но в коричневой дамской сумочке из кожзаменителя хранилось пожелтевшее извещение “ваш муж, Федулов Алексей____”.

И была мама. Когда дед ушел на фронт, ей было два с половиной годика. Одно воспоминание у нее все-таки осталось. Отец сидит на табуретке и ест макароны. Она, малышка, сидит у него на правом колене. Ножки болтаются у него между ног. Рассказывая об этом, мама почему-то уверенно стукает себя именно по правому колену. Телесная память иногда сильнее любой другой. И сейчас она вспомнила и даже вздрогнула:

– Я говорю о нем как о живом.

Дед был призван 26 июня 1941 года. Жили на Мещанской, призывал Дзержинский райвоенкомат, а провожали на Ржевке. Ржевка – станция окружной железной дороги, она находится прямо у Пятницкого кладбища, где легла моя бабушка через сорок семь лет после того, как проводила Алексея на фронт. Железная дорога идет прямо за оградой кладбища.

Алексей был опытный солдат, прошел всю финскую. Кстати, еще одно воспоминание, уже мое собственное: бабушка говорила, что, придя с финской, дед сказал ей – впереди еще одна война. И она будет страшнее.

Итак, она провожала его на Ржевку. Ему тридцать пять, ей тридцать. У них двое детишек. Семилетний мальчик и двухлетняя девочка – моя мама. Они оба, и бабушка, и дед, из одной деревни, точнее, села с чудесным названием Добрынское, километрах в пятнадцати от Владимира. Эта часть Владимирской области называется Ополье. Поля, перелески, села, колокольни – идиллический русский пейзаж. Уехали они из села в начале тридцатых. В деревне становилось невозможно жить, а владимирские мужики испокон ездили каменщиками в Москву. Говорят, что улица Большие Каменщики, где как раз заканчивалась Владимирка, так названа исторически из-за большого количества проживавших там каменщиков. Сейчас бы сказали – строителей. Так и написано у деда в военном билете в графе “гражданская специальность”. Мама вспоминает более поздние бабушкины рассказы, что на Ржевке никакого ощущения близкой победы не было, все просто выли и рыдали, провожая своих мужчин. Сами проводы мама не помнит, но оставить-то было не с кем, поэтому, наверное, была на Ржевке и она.

А потом дед исчез. От него даже не пришло ни одного письма. Только извещение через три месяца – пропал без вести. “Ваш муж, Федулов Алексей Степанович, 1907 года рождения, уроженец села Добрынское Владимирской области, пропал без вести”. Я думаю, в этот момент земля остановилась. Всю оставшуюся жизнь бабушка жалела, что так мало вместе пожили. Видно, Алексей был хорошим мужем. А прозвище у него было Алеша-книгочей. Бабушка тоже любила читать, хотя образование у нее было три класса церковно-приходской школы. Наверное, у него такое же.