История блудного сына, рассказанная им самим - [7]

Мы часто собирались всей дворовой шайкой в парадной, вооружившись потрескавшейся гитарой и портвейном, рассуждая о блатарях и воровской масти. Геша – отмотавший два срока урка – признаный лидер дворовых гопников, начинал петь жалобным гнусавым тенором, перебирая три известных ему аккорда (этот стиль исполнения потом аутентично воспроизвёл певец Петлюра). Признанными дворовыми хитами были «голуби летят над нашей зоной», «гоп со смыком» и ещё какая-то заунывная песня про «мальчишку-наркомана». Напевшись и напившись от души, Геша обычно начинал заниматься нашим ликбезом, подымая щекотливые темы, такие как «ритуал “прописки” на малолетке», или преподавал основы карточного шулерства. Большинство из нашей дворовой компании было радо встретить такого «учителя». Но я всё больше понимал, что мне с этим Гешей не по пути. Постепенно я отдалился от гопников и прибился к другой компании, где на гитаре вместо «голубей» исполняли песни Виктора Цоя. Здесь тоже сходили с ума по-своему, но зато никто не проповедовал, что только в тюрьме можно стать «мужчиной». Общаясь потихоньку с рокерами я и принял решение поступить в университет.

После поступления я в душе благодарил отца за то, что, связав меня обещанием, он не дал мне стать гопником. Возраст от пятнадцати до семнадцати очень опасен – думаешь, что всё знаешь лучше других, а на деле – дурак дураком плюс повышенная внушаемость. Ко времени совершеннолетия мысли немного охладились и голова встала на место. Вектор моих желаний переместился. В универе я встретил парней другой породы – предприимчивых, умных и наглых. Эдаких добряков-карьеристов, многие из которых потом закономерно заняли свои ниши в современной России и которые в общем-то получили всё, что хотели получить. И повстречал девочек, которые разительно отличались от наших дворовых «чувих». Их кажущаяся «недосягаемость» порождала желание обладать их телами и покорять сердца. Но это было возможно, только если у тебя имелись деньги. Сейчас я бы посмеялся над этими накрахмаленными куклами Барби с пустыми глазами, из-за которых я когда-то терял нормальный сон. Но тогда, для неопытного юнца, они казались богинями. Мне хотелось казаться перед ними «крутым», водить их по ресторанам и катать на машинах. Незаметно я пришёл к тому же самому сребролюбию, что и в пятнадцать лет, правда считал, что должен зарабатывать деньги не только руками, но и головой.

Потом я часто думал, как сложилась бы моя жизнь, если б я решил идти по обычной проторенной тропе карьериста, проявляя благоразумие и уклоняясь от опасных путей? Может быть, стал бы одним из этих «новых русских» капиталистов, политическим деятелем или же представителем мифического среднего класса… Теперь уж нечего гадать – что произошло, то и произошло. Я вступил на свой путь, каким бы он ни был. Как раз перед моим семнадцатилетием я чувствовал, что стою на развилке, как в старой русской сказке. Отец ничего мне никогда не выговаривал, лишь поздравил с поступлением в университет. Было видно, что он доволен моими жизненными шагами. Хотя в его глазах я всё чаще замечал растерянность…

Постсоветская жизнь ставила его перед новыми вопросами: как относиться к евреям, молодым реформаторам, последнему русскому царю? Каким образом, в конце концов, относиться к капитализму и либеральной демократии – принять или отвергнуть? «Да или нет», по евангельскому слову. Священники одни из первых поняли дух нового времени, в храмы потянулись на исповедь самые разнообразные личности со своими, подчас кровавыми, историями. Среди них было немало рэкетиров, банкиров и проституток… Гопники, кстати, в своём большинстве на исповедь не ходили, потому что сродни баптистам считали, что «главное верить в душе», им не нужны были посредники между Богом и человеком. Другое дело банкиры, бандиты и проститутки – вышеперечисленные категории людей породил Его Величество рынок, в котором посредники всегда бывали востребованны в качестве даже очень важного звена рыночного регулирования. Ну а совсем уж мрачные личности типа сутенёров и наркодилеров сделали ставку на ставрогинский атеизм. Им даже дьявол не был нужен в качестве посредника между жизнью и вечным гробом. Я часто думал: неужели Христос распялся и за этого прыщавого сутенёра Дули, коварного и жестокого, который, по слухам, отравил отца и мать, чтобы завладеть жилплощадью? Если это так, то я тогда действительно не понимал своего Бога…

… «Рыночники» – так назовём вышеописанную категорию людей – (которые считали, что РПЦ «естественным образом» заняло нишу в сфере психологических услуг) полагали, что исповедь, как и все остальные услуги, теперь должна иметь свою стоимость в долларовом или рублёвом эквиваленте. Когда отец напоминал невежам о нравственном обновлении как основе-основ покаяния, они считали его слова маркетинговой уловкой для повышения цены оказываемых услуг. Церковь была для таких персонажей чем-то вроде парикмахерской или автосервиса, где им должны не только быстро очистить совесть, но ещё при этом уважительно улыбаться, чтобы сохранить конкурентноспособность. И конечно же они понимали и с уважением принимали систему тарифов за таинства, сложившуюся в советские времена.