История Бернарды и Тайры на Архане - [25]

– А как получилось, что о его трубопроводе до сих пор никто не узнал?

– Учитель накрыл этот дом.

– От чужих глаз?

– Да, выстроил защиту. Сюда за все это время никто, кроме меня и тебя, ни разу не зашел.

– Я не обижусь, если так будет и дальше.

– Я тоже, – Тайра улыбнулась.

Чтобы не продолжать грустный для нее разговор, я сменила тему.

– А здорово ты сегодня врала этому Абе, так вдохновенно. Про Правителя, про его интерес к картинам, про колоннаду, которую он бы хотел ими украсить.

Нет, я ни в коем случае ее не укоряла, скорее, восхищалась талантом находить нужные для любого собеседника слова, и Тайра это знала, и оттого улыбка на ее лице сделалась совсем уж озорной.

– Не так уж я и врала, между прочим.

– Но ты же не знала, хочет он украсить колоннаду или нет?

– Не знала. И именно поэтому это нельзя называть враньем.

– Как это так?

– Ну, когда сочиняют сказки, то ведь тоже не врут, верно?

– Э-э-э…

– Не врут, но выдумывают. А выдумывать – это не одно и то же, что «врать». Это называется сочинять. А ложь – это когда человек заведомо знает одну истину, а подменяет ее другой.

– Ну, ты и хитра! Сумела извернуться, даже я не могу подкопаться.

– Все, кто родился в Рууре, немного хитрые. Так надо, иначе здесь не выжить. Я умею быть хитрой, но, признаться, не люблю это. Просто умею.

Я ее понимала. Некоторые вещи можно уметь делать, но это совершенно не означает, что их приятно делать. Просто необходимость, нужда, крайняя мера – называйте, как хотите. Однако я до сих пор считала, что хитрость Тайры в том месте, где мы сейчас находились – это, скорее, дар, нежели проклятье.

– Все равно ты была на высоте. Мне очень понравилось.

Спустя несколько минут сок мулли в наших кружках закончился, а смешарик, кажется, окончательно задрых на теплых каменных ступенях – его маленький рот то приоткрывался при вдохе, то вытягивался в трубочку при выдохе; от сопения шерсть вокруг рта шевелилась.

– Интересно, ему не жарко?

– Судя по всему, нет.

– Как думаешь, он «Ив» или «Иф»?

– Не знаю. Может, он вообще «Чив»? Или «Биф»? «Риф», «Миф», «Виф»?… – понесло Тайру, и я тут же ее поддержала:

– Ага, «Гиф». Рожица такая улыбающаяся в телефоне. Смайлик.

Мы хихикали и смотрели на спящего Ива, предполагая, каким же все-таки полным именем зовется наша фурия. Все гуще алел с одной стороны небосвод, все быстрее проваливала попытки сохранить остатки света и желтизну другая его сторона. Медленно и неохотно, теряя по градусу в час, остывал уплотнившийся и ставший почти видимым в предсумрачном часе воздух. Есть не хотелось.

– Что же мы будем делать дальше, как думаешь?

Этот вопрос каждая из нас задавала себе уже не единожды, но, так или иначе, его все равно пришлось высказать вслух.

Тайра пожала плечами. В свете зарождающегося вечера и в обрамлении длинных распущенных волос ее лицо выглядело особенно красивым. Не слишком густые, но и не слишком тонкие черные брови, пушистые от рождения смоляные и загнутые кверху ресницы, аккуратный нос, яркие от природы глаза – наверное, Стив по ней сейчас скучал.

Как и Дрейк по мне.

– Не знаю пока. Я думала о том, чтобы попробовать увидеть Оасус через сон – поставить себе задачу, попросить Старших показать мне этот город, – но не уверена, откликнуться ли они? Если же я просто попробую во сне переместиться туда, то может статься, что я окажусь вовсе не в Оасусе, а в каком-то другом диковинном месте, которое по ошибке приму за столицу. В общем, метод ненадежный, и я бы не стала рисковать.

– Да, ненадежный, – согласилась я и потерла подбородок. – Может, попробовать отыскать человека, путешественника, который там был, и попросить его нарисовать замок?

– А как мы отыщем такого человека? Не будешь ведь ходить и спрашивать каждого встречного: «Вы, случайно, не были в Оасусе?» Так тебе каждый второй соврет, что он там был.

– Но зачем?

– Затем, чтобы отличиться, чтобы придать себе значимости. Ведь если ты спрашиваешь, то едва ли знаешь о том, какой он настоящий – этот человек, а если не знаешь, то всегда можно прихвастнуть и сделаться в глазах другого человека важным и знаменитым. Пусть даже на час-другой.

– Фу.

– Вот и я тоже думаю, что «фу», только так и будет, потому что местных я знаю очень хорошо. К тому же, даже если мы действительно отыщем того, кто – вот уж на что у нас мало шансов, но положим, что удача повернется к нам лицом, – был в Оасусе, уверена ли ты, что он сможет хорошо его нарисовать? Вполне возможно, что мы получим еще одно примерное изображение дворца с кучей башенок, колонн и завитушек – в общем, совсем не то, что есть на самом деле, а всего лишь субъективное впечатление. Голые эмоции, плохую память и кучу отраженных на бумаге несуществующих восторгов.

– Мда.

Это было единственным словом, на которое меня хватило после пропитанной психоанализом тирады Тайры.

– Ты права. Наверное, память такого человека может содержать точное изображение, но под влиянием впечатлений, наслоений из мыслей и домыслов, под влиянием страхов, восторгов и прочих радостей, мы едва ли получим фотокопию дворца. А жаль.

По утоптанной земле перед крыльцом то и дело бегали туда-сюда, таская на спине песчинки, крохотные муравьи. Собственный замок, что ли, строили под полом? Песка везде навалом, а они трудятся, для чего-то таскают его с места на место. Неугомонные.