История барсучихи - [58]

Каждое утро, перед тем как приступить к повседневным делам, я отправлялась в загон к барсукам удостовериться, все ли в порядке. Но вот однажды в конце января я увидела, что спящий клубок состоит только из двух барсуков: Примроуз и Блюбелл… Господи, куда же подевался их приемный братишка?! Я отперла дверь, ведущую в жилые комнаты, и стала кликать барсука, — если Уиллоу спрятался в каком-нибудь закутке, он непременно услышит и отзовется. Первой проснулась Примроуз — сунув голову в дверь, она лениво вытянула передние ноги и, запрокинув голову, сладко зевнула. За нею вошла Блюбелл — видно, ее разобрало любопытство, почему я до сих пор дома. Обе сестренки приблизились ко мне, приветствуя знакомым мягким «ув-вув-вув-вув». Блюбелл забралась ко мне на колени, а Примроуз понюхала мои туфли и уселась рядом, словно тоже ожидая появления Уиллоу. Но нет, ни звука! Я снова позвала — ответа нет. «Девчонки, может, вы знаете, где ваш братец?» — спросила я, сердцем чувствуя, что никогда не увижу его больше. Сперва Примроуз, затем Блюбелл вернулись к себе в загон, зарылись в солому и снова устроились спать, но прежде заглянули в нору, ведущую вглубь, будто ожидая, не покажется ли оттуда Уиллоу. Я вышла из лома и потихоньку побрела прочь, время от времени поглядывая на дорогу через живую изгородь — не повстречаю ли случайно? Когда я сообщила новость Дереку и Мэнди, они посоветовали подождать до ночи — вдруг явится. Весь остаток дня мы провели в напряженном ожидании, но его нигде не было видно.

На следующее утро я снова пришла проведать барсуков — спящий клубок по-прежнему состоял только из двух девчонок. Больше мы никогда ничего не слышали про Уиллоу. Право, неудачное он выбрал время, чтобы откочевать. Толи он забрел слишком далеко и затерялся среди лесов и полей, то ли встретил свой конец. Этого нам никогда не узнать. Услышав о нашей беде, местные жители сообщали нам обо всех найденных мертвых барсуках, а то и просто приносили нам. (Бедный Дерек! Как ему опротивела роль могильщика!) Но все покойники оказывались либо с другими, чем у Уиллоу, особыми приметами, либо вообще были особями противоположного Юла. Остается надеяться только на характер Уиллоу! Еще Крохотным детенышем он уже был неисправимым упрямцем, а когда он вырос в красивого, цветущего парня, то порою доводил до ручки всех нас, включая пса Барни. Ей-богу, я верю, что он выжил и основал свое княжество.

Еще две недели мои девчонки укладывались спать, обратив мордочки к норам, — видимо, верили, что братец вернется. Но потом они сдались и перестали его искать.

Однажды вечером в начале марта я услышала настойчивое царапанье в парадную дверь. Я открыла, и в дом влетела Блюбелл. Она впервые попросилась в дом с тех пор, как выросла. Забравшись по лестнице, она оставила свою метку на ковре, пробежалась по кухне, а затем кинулась в комнаты и залезла в кресло. Я не стала запирать дверь, чтобы она могла выйти когда угодно, и Блюбелл, закончив свой тур, спустилась по лестнице назад в сад. На следующий день она снова стала царапаться в дверь. «Тут что-то не так», — заметил Дерек и залез в кресло с ногами, чтобы барсучиха не обнюхивала их. Я сама не могла взять в толк, с чего бы это, по прошествии стольких месяцев, ее опять тянет в дом.

Когда она пришла в третий раз, мы решили осмотреть ее. Так вот в чем дело — у нее на спине была рана от жестокого укуса. Очевидно, к ним в гнездо наведался чужой барсук, а силенок для отпора явно недостаточно, вот она и просит у нас защиты! Чувство территории у барсуков обостряется с января по май: в этот период они активно метят свои владения пометом, чтобы отвадить чужаков. Видимо, пришелец вторгся на территорию Блюбелл и Примроуз, дошло до драки. Я решила закрыть внешние «барсучьи ворота» — пусть отсидятся в гнезде. Благодаря этой мере они вполне успокоились и вернулись к своим забавным привычкам гоняться друг за другом и играть. Даже в возрасте четырех лет Блюбелл играла как котенок, но взрослая барсучиха — вовсе не котенок, и хорошо, что я обыкновенно хожу в прочной куртке: она то цапнет тебя за рукав, то вообще вцепится в руку всеми четырьмя лапами и схватит кисть пастью (хорошо хоть не до крови, а то, знаете, барсук шутя цапнет — и без руки останешься!).

В мае я снова отперла «барсучьи ворота», и проблем с пришельцами больше не возникало. С наступлением лета ферма опять открылась для посетителей, причем Симон Кинг устроил торжественное официальное открытие. Конечно же посетители обрадовались возможности познакомиться с барсуками — многие из них ни разу в жизни не видели их живьем.

Летний день все прибывал, и вот как-то я увидела на возвратившейся с полевой охоты Примроуз следы, говорившие о том, что она встречалась со своими дикими сородичами и, очевидно, нашла себе кавалера. Мы даже догадывались, с кем она ходила встречаться, — через несколько полей от фермы находилось огромное барсучье гнездо, которому было уже более ста лет, но семейство, проживающее в нем в настоящее время, было малочисленным. Однажды мы ходили туда и обнаружили барсучий череп, выброшенный обитателями гнезда вместе с землей при раскопке старого туннеля. Бытует мнение, что барсуки погребают своих умерших сородичей в особых нишах. Через несколько поколений молодые барсуки раскапывают старые ходы, чтобы расширить жизненное пространство, а кости покойных выкидывают наружу вместе с землей. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но тот факт, что в нарытой барсуками земле иногда попадаются барсучьи кости, косвенно подтверждает эту мысль.