История барсучихи - [41]

Скорость, с которой росла эта крошка, оказалась феноменальной. К концу недели у нее открылись глаза — пара милых глубоких голубых глаз, с такой любовью смотрящих на нас! Прошла еще неделя — и она стала пушистым комочком. Едва выучившись вилять хвостом, она поняла, что с помощью этого легко добиться людского внимания: виляет хвостом и тоненько-тоненько верещит, пока мы наконец не соизволим к ней подойти. Впрочем, она уже научилась и кое-каким дурным манерам, например плеваться. Уже в младенческом возрасте ее реакция на внезапный шум или чье-то движение была молниеносной. Но когда она стала бегать по комнате, от наших глаз не ускользнуло, что она волочит заднюю ногу. Осмотрев ее, мы поняли, что у Хейди повреждено бедро. Наш старый друг Бэрри осмотрел лисичку и сказал, что бедро может встать на место, но, если этого не произойдет, нужно будет ее оперировать. В этом случае зверюшку на несколько недель придется изолировать и повременить с выпуском.

Если сравнивать с барсучатами, у которых глаза открываются лишь через пять недель после рождения и которые выходят из норы в возрасте восьми недель, то у лисиц зрелость наступает гораздо быстрее — так диктует природа, иначе они не выживут. Хотя Дерек ухаживал за крошкой всего два первых дня, она успела привязаться к нему и всегда с энтузиазмом его приветствовала, прижав ушки и выгибаясь всем тельцем. Однако эта преданность не вызывала взаимности — Дерек показывал всем существом, что игнорирует плутовку. В трехнедельном возрасте, несмотря на поврежденную заднюю ногу, она демонстрировала чудеса ловкости. Например, захотелось Дереку сесть в кресло почитать газету, так Хейди при помощи острых коготков без труда взобралась по спинке. Сознание близости к человеку, чьего расположения она безуспешно пыталась добиться, привело ее в такое волнение, что она взяла да и выпустила ему на лоб все содержимое мочевого пузыря. Дерек вскочил будто ужаленный, а крошка одним прыжком катапультировалась в противоположный угол комнаты. Я и мальчишки уставились в пол, стараясь сохранять спокойствие, но удержаться от смеха стоило нам колоссального труда. Дерек бросился вон из комнаты, чтобы переодеть свитер, и со всей силы захлопнул за собой дверь, лишь по счастливой случайности не прищемив нос лисичке, которая, увидев, как он расстроен, собралась за ним бежать. Впоследствии мы делали все возможное, чтобы удерживать ее подальше от Дерека, но это мало помогало: все принадлежащее Дереку, что попадало ей в копи, оказывалось немедленно утащенным за кресло и там благополучно изжеванным. Симон и Дэниел обожали Хейди, и она проводила немало времени в спальнях мальчишек; ну а буфет, в котором хранились игрушки и который располагался в коридоре между их комнатами, стал ее законным местом для спанья. Между тем ей исполнилось уже два месяца, а бедро так и не встало на место; дело дошло до операции, после которой мы вынуждены были на несколько недель ограничить свободу передвижений лисички кухней.

Теперь в нижнем этаже мы сделали чайную для посетителей, а сами перебрались на второй и третий, куда ведет отдельная лестница; когда Хейди поправилась после операции, мы, выходя из жилых комнат, закрывали дверь на запор, зато по всему остальному пространству дома лисица а могла свободно бегать. Она много играла с псом Барри, а спала еще больше. Иногда мы, придя посмотреть, как ей живется, звали ее по имени. Думаете, она сразу отзывалась? Ничуть не бывало! Если она сыта и уютно свернулась где-нибудь клубочком, ни за что не явится. Тогда в голову приходила жуткая мысль: а вдруг мы неплотно закрыли дверь и она убежала туда, куда не следует? Все дружно принимались за поиски, но это все равно что искать иголку в стоге сена. Лисица блестяще владеет своим телом, подвижным будто ртуть, и просто диву даешься, в какие узенькие щели она способна проникать. Лисы нередко приспосабливают себе под жилье кроличьи норы. Порой Хейди находили в ящиках, выдвинутых на несколько дюймов, порой — за холодильниками, шкафами и прочими предметами мебели. В конце концов, нам это надоело. Черт с ней! Проголодается — начнет верещать и выдаст свое местонахождение, а там, глядишь, и сама бросится к нам как миленькая.

Дерек всегда питал страсть к крикету. Он, несомненно, сделал бы спортивную карьеру, если бы играл хоть мало-мальски прилично. Деревенский крикет он тоже как следует не освоил, потому что играют в него по преимуществу летом, а в это время года куда важнее дойка и сенокос. Только ближе к четвертому десятку он смог организовать свое время так, чтобы оставалось еще и на игру. Немалую роль сыграло то, что вместо сена мы стали заготавливать силос. С этой работой мы справлялись за несколько дней, тогда как заготовка сена требовала многих недель. Теперь Дерек каждое лето самозабвенно играет в крикет. Он питает к этой игре ту же любовь, что я — к диким зверушкам. Поскольку я особенно не утруждаю его заботами о моих питомцах, а он не заставляет меня ходить на матчи, то это устраивает нас обоих. Каждую субботу с мая по сентябрь он берет свои принадлежности и отправляется играть, позволяя себе на короткое время забыть о ферме. Кстати, игроки команды Ист-Хантспилла живут душа в душу, а поскольку чувства юмора им не занимать, то, прежде чем выйти на поле, они соревнуются, кто кого острее подденет. Стоит, к примеру, Дереку опоздать на пару минут, как его уже встречают словами: