История Андрея Петрова - [50]

Глава 16

Наверное, переживать мне особо нечего. По совести говоря, постоянной девушки у меня не было никогда. Самый долгий роман длился несколько месяцев. Я никогда не ссорился, никогда не злился на своих пассий, если кому-то надоедал или кто-то надоедал мне, просто расставались, почуяв скорый разрыв, вот и все. Я честно и искренне не понимал этих долгих никчемных разговоров как со стороны девушек вокруг, так и со стороны коллег и друзей по поводу очередного разрыва, измены и всего такого прочего. Ну, расстались, и что с того? Неужели так мало людей вокруг? Один мой приятель как-то сказал мне, что я, мол, легко знакомлюсь и расстаюсь только потому, что особо не ищу знакомства с девушками. Я сказал ему, что он, вероятно, прав на сто процентов, и посоветовал ему придерживаться той же стратегии дальше. Не знаю, как у него сейчас дела, но стратегия его особо не сработала: когда я видел его последний раз, он готовился к своей четвертой свадьбе. Как прикажете это понимать? Есть ли у таких людей мозг? Неужели надо сделать столько попыток, чтобы понять, что в самом слове «брак» таится что-то зловещее, страшное и опасное. Кто и что мешает людям жить вместе, спать и есть вместе без вступления в этот самый брак? Гарантии женщинам в случае рождения детей? Или без этого мужчины, как по команде, спят исключительно со своими женами? Разумеется нет. Быть может, без этого вообще нельзя даже выпить вместе? Есть примеры действительно удачных союзов (примерно 0, 000001 % от всех). Разумеется, в основном «удачные» они только потому, что таковыми их считают сами «удачно» прожившие вместе пятнадцать и более лет. А что им еще говорить? Сказать, что я и моя жена – два тупых барана, прожившие столько несчастных лет, покраснеть и махнуть рукой, мол, с ну с кем не бывает?! Но ведь тогда их и правда будут считать форменными идиотами (хотя и так считают, но не говорят вслух, чтобы не показаться бестактными и невоспитанными). В общем, все построено на лжи, и все это знают.

Стало совсем холодно. Я повернул назад и ускорил шаг. Мимо проносились велосипедисты, которых я ненавижу всем нутром. Когда слышишь нарастающий шум колес, поневоле съеживаешься, готовясь к удару в спину. Я прямо живо это себе представляю. Сперва в спину бьется ручка, затем я падаю и замечаю, как со словом «…дь!» меня перелетает велосипедист. В воздухе, метрах в двух от него, как в замедленной съемке, кружат его шапка и рюкзак (они все зачем-то ездят с рюкзаками. Видимо, туда они кладут мозг на время прогулки)… и вот мы уже оба лежим, смотрим друг на друга. У меня небольшой ушиб, а мой обидчик истекает кровью, плюс у него переломов штук десять, не меньше… Вот и сейчас со свистом пронеслись двое с рюкзаками, подняв небольшой ветерок, и я, как обычно, выругался матом и пожелал им всяческих бед. Холод начал кусать меня, и я побежал трусцой к выходу из парка. Впереди горели фонари, я видел вдалеке людей, горящие огни кафе, машины такси и большой рекламный щит с какой-то рекламой то ли пепси, то ли колы.

Я сел в первую попавшуюся свободную машину и уткнулся в окно. Все чаще я ловлю себя на мысли, что именно так мне нравится ездить в чужих машинах (свою я так и не купил, не знаю даже почему). На город опускалась темная холодная ночь. Пешеходов почти не было, деревья попрятали на ночь нераспустившиеся еще почки, а голуби сердито расселись вдоль обочины, насупившись от холода, и почти не кивали своими безмозглыми головами, как они обычно это делают. Холодно им, наверное, бедолагам… а еще из них получается вкусный суп.

– Там, это, сзади чай, – сказал водитель. – Там, под сиденьем, справа.

Я потянулся рукой под ноги и нащупал металлический термос с болтающейся жидкостью.

– Вот, держите, – говорю я ему.

– Да это я тебе! Согрейся, ты ж весь дрожишь! – сказал таксист немного уставшим хрипловатым голосом и посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Добрые глаза, вокруг морщины, приятная улыбка, люблю таких людей.

Нет, не похож, он на таксиста. Я немного растерялся, мне почему-то казалось, будто я сплю.

– Я, м-м-м, да нет, все нормально, спасибо, – сказал я и понял, что у меня сильный жар.

– Ладно. Приедешь домой – выпей чаю с лимоном и медом. Ложку. Мед есть?

– Да, есть вроде, – ответил я.

– Кто ж так ходит-то налегке, поди часа два гулял?!

– Угу, – ответил я, ощущая, как ноги становятся ватными.

Мы быстро доехали, я вытащил пятисотрублевку.

– Спасибо, – сказал я протягивая купюру, – сдачи не надо.

– Тебе спасибо, парень! Ты меня понял?! Мед и чай с лимоном! – сказал он так, будто это заклинание, и поехал дальше.

Я поднялся домой, сразу поставил чайник. В зеркале на меня смотрело лиловое лицо, глаза были красными, из носа текла вода. Я почти никогда не болею, но сейчас, похоже, именно тот самый случай. На градусник было 39, а наспех заваренный чай с лимоном показал, что температуру этим точно не сбить. Меня трясло, было зябко и сыро, несмотря на то, что я лежал под двумя одеялами и в квартире было довольно тепло. В голове, как в агонии, крутился рой мыслей. Работа, книга, детство, мысли о смерти, Инна, ее сын, Саша Штейн и пятно на его рубашке, драка в школе, смерть лучшего друга в юности… Мне было грустно и одиноко. Я совсем один, мне могут помочь только врачи и только за деньги, а хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь, кому я нужен, и кто приехал бы меня пожалеть и полечить только потому, что любит меня просто за то что я – это я. Разумеется, в такие моменты проклинаешь себя за свое одиночество, хоть и виноваты по большей части мы сами, это ведь наш выбор. Везет какому-нибудь женатому парню, думал я. Она будет сидеть с тобою рядом просто потому, что она жена, она любит тебя и ей наверняка больно, когда тебе больно. Может быть, и стоит уже жениться, все ж таки семья – это, наверное, не так уж и плохо? Я медленно закрыл глаза, повернул голову набок и быстро уснул…