История абдеритов - [59]

Глава двенадцатая Как вся Абдера обезумела от удивления и восторга на представлении Еврипидовой «Андромеды». Опыт философско-критического исследования этого странного рода френезии, называвшийся у древних абдеритской болезнью. Нижайше посвящается историкам

Когда занавес опустился, абдериты все еще смотрели на сцену, широко раскрыв глаза и разинув рты от удивления. Восторг их был настолько велик, что они забыли про обычный вопрос «Как вам поправилась пьеса?», но даже и об аплодисментах, если бы Салабанда и Онолай (очнувшиеся первыми при всеобщем безмолвии) не поспешили исправить оплошность и не избавили бы своих сограждан от смущения, что они не аплодируют как раз тогда, когда для этого есть все основания. Но зрители зато с лихвой возместили упущенное. Ибо едва раздались первые рукоплескания, как началась такая громкая и длительная овация, что, кажется, не было человека, не отбившего себе руки. Те, кто уже не могли хлопать, делали паузу на мгновение, а затем начинали бить в ладоши еще сильней, пока их не сменяли отдохнувшие от аплодисментов. Дело не ограничилось этим шумным одобрением. Славные абдериты настолько были переполнены увиденным и услышанным, что сочли необходимым выразить свой восторг еще и другим способом. Многие, выходя из театра, останавливались на улицах и во весь голос декламировали вслух места из пьесы, особенно их взволновавшие. У других страсти разгорелись до такой степени, что они ощущали потребность петь, и пели, и повторяли хорошо или плохо то, что запомнили из прекраснейших арий. Как бывает в подобных случаях, пароксизм незаметным образом стал всеобщим. Казалось, что какая-то фея взмахнула своей волшебной палочкой над Абдерой и превратила всех ее жителей в комедиантов и певцов. Все живое в городе говорило, пело, наигрывало и насвистывало в бодрствующем и сонном состоянии многие дни подряд одни только места из «Андромеды» Еврипида. Повсюду раздавалась знаменитая ария «О ты, Амур, владыка смертных и богов!» и ее распевали так долго, что от первоначальной мелодии почти ничего не осталось, а молодые ремесленники, подхватившие ее в конце концов, ревели арию по ночам на свой собственный манер.[265]

Если бы наш совет (как, впрочем, и многие другие советы мудрецов) не обладал бы единственным недостатком – своей непрактичностью, – то мы самым спешным образом посоветовали бы всем: никогда не верить ни единому слову из того, что вам рассказывают. Ибо более чем тридцатилетний опыт убедил нас, что в подобных рассказах нет ни одного слова правды. Вполне серьезно, мы не можем вспомнить ни одного случая, когда бы событие, даже случившееся несколько часов назад, не передавалось бы каждым человеком по-разному и, следовательно, ложно, ибо ведь любая вещь обладает лишь единственным родом истинности.

Если так обстоит дело с современностью, с явлениями, происходящими почти на наших глазах и в местах, где мы сами присутствуем, то легко представить, можно ли полагаться на историческую правду и достоверность событий, случившихся давно, и о которых мы не располагаем никакими иными свидетельствами, кроме того, что рассказывается в рукописных или печатных книгах. Один бог знает, как они обошлись с бедной честной истиной и что от нее может остаться, если она на протяжении двух тысячелетий перетрясалась, просеивалась и прессовалась различными средствами все более умножавшейся традиции – хрониками, ежегодниками, прагматическими курсами истории, краткими ее конспектами, историческими словарями, сборниками анекдотов и прочее; если она прошла через столько чистых и нечистых рук всяких писцов и переписчиков, наборщиков и переводчиков, цензоров и корректоров!

Взвесив все эти обстоятельства, я уже давно дал себе зарок сочинять только такие истории, в которых абсолютно никого не интересует ни реальность действующих лиц, ни достоверность происходящих событий.

К этому небольшому излиянию сердца меня побудило как раз то событие в Абдере, о котором идет речь и о котором различные писатели рассказывают настолько странные вещи и так искажают его, как доброму, доверчивому читателю и не снилось, Вот, например, взять хотя бы этого Йорика,[266] этого изобретателя, отца, зачинателя всех сентиментальных путешествий и прототипа всех сентиментальничающих путешественников, которые без кошелька и гроша в кармане, не износив при этом и пары сношенных башмаков, совершали сентиментальные путешествия бог весть куда только для того, чтобы описанием их оплатить свой счет за пиво или табак. Так вот я и говорю, этот самый Йорик, желая создать из абдеритской истории хорошенькую главку в своем знаменитом Sentimental Journey,[267] так преподнес это событие, что, хотя оно и выглядит действительно чудесным и знаменитым, но зато утратило всю свою индивидуальную правду и даже все абдеритские характерные черты.

Послушайте только! – «Город Абдера, – пишет он, – был самым мерзким и самым безбожным городом во всей Фракии, там все дышало отравлениями, заговорами, убийствами, памфлетами, пасквилями и бунтами. Жизнь людей даже средь бела дня не была в безопасности, а ночами – и того хуже. И однажды, в пору, когда ужасы дошли до крайности, в Абдере была представлена «Андромеда» Еврипида. Она понравилась зрителям. Но из всех мест пьесы ни одно не подействовало так сильно на их воображение, как естественная нежность в трогательной речи Персея -