Истории Дядюшки Дуба. Книга 2. Сердце - [38]
Наконец она немного успокоилась и вышла из палатки. У неё было столько вопросов! Каждое необычное явление она прилежно описывала и зарисовывала, чтобы затем внимательно изучить. Научные занятия казались ей слаще шоколадных трюфелей. По правде говоря, она не попробовала ни одной конфеты, которые разбрасывал вокруг себя Бомбоно!
— С научной точки зрения это невозможно! — то и дело повторяла она. — А значит, это чудо! Настоящее чудо!
Два шоколадных близнеца (похожих как две капли воды, только глаза у Бомбоно были цвета аниса, а у Тартюфа — бельгийского молочного шоколада) рассказали множество историй, а затем принялись расспрашивать про Ахаба и его механическую руку, подарок лунных мастеров, Дядюшку Дуба и Мальчика Йогурта, их давнего знакомого. И всё время, пока они говорили, из их пальцев, будто волшебные споры, сыпались конфеты и шоколадные трюфели всевозможных форм и размеров.
Пришло время отправляться к старой Келонии. Словно предвидя, как будут развиваться события, черепаха соорудила изо льда что-то вроде гнезда, улеглась в него и уснула. Она даже похрапывала, приоткрыв рот. Что означал её сон? Может, она погрузилась в глубокое размышление, как Дядюшка Дуб? Однако не нам строить догадки о поведении существа, которое прожило на свете много тысяч лет. Тем более о реликтовой черепахе.
Не открывая глаз, черепаха заговорила — и каждый, как и прежде, слышал её голос прямо у себя в голове.
— Тартюф! Бомбоно! Добро пожаловать, дети мои. Welcome! — поздоровалась она по-английски. — Вы ведь позаботитесь о старой развалине? О, милые детки… — И она залопотала на разных языках, по-каталански[19] и даже на языке басков[20], повторяя, по всей видимости, одно и то же: — Дорогие мои дети, мои хорошие, бесценные малыши!
А затем перешла к подробным указаниям. Ведь скоро она уснёт и уже ничего не вспомнит и не объяснит. Каждый день лунным братьям предстоит намазывать ей нос какао. Каждое утро — класть под язык шоколадную конфету, а по вечерам — шоколадный трюфель и другие сладости. Мы никогда не узнаем, были ли эти средства действительно полезны для её здоровья или же она всё придумала. Хотя, по правде сказать, разве это важно?
Затем Келония строго-настрого наказала Тау и Майе доставить её послания Дядюшке Дубу. Но посланий было так много и некоторые из них звучали так таинственно, например «Борей не хочет говорить с океаном», или «Орион не приходил», или «Не отказывайся от малиновых трюфелей и сливочного сыра, которые предложит Тартюф», что перечислять их в нашей книге не имело смысла.
И наконец она объяснила, как правильно извлечь из неё сердце — орган куда более нежный и уязвимый, чем цветок орхидеи. Напомнила, что на месте сердца следует оставить перо Феникса, конфету и трюфель (лучше малиновый). Рассказала, как доставить сердце Тётушке Осине и как затем, если всё пройдёт удачно, откопать Келонию из-под огромной снежной дюны в форме трюфеля.
Они именно так и сделали.
В грудь черепахи они вползали на четвереньках. Перед ними открылось довольно широкое пространство, где было тепло и сладко пахло корицей. Они быстро отыскали сердце — оно покоилось на ложе из свежих листьев и тихонько сияло, рассеивая окружающий его полумрак. Из чего было сделано это сердце — из дерева, из камня? Оно едва заметно трепетало, словно сшитое из тончайшего шёлка, хотя на ощупь казалось прочным, как самая грубая кожа. Размером оно было не крупнее арбуза, однако весило раза в три больше. Чего только не доводилось видеть и слышать этому древнему сердцу!
Всякий раз, когда оно делало очередной удар, вокруг всё вздрагивало, и детям приходилось поддерживать друг друга, чтобы сердце не выпало из рук.
«Бомс!» — делало оно очередной удар. И время на миг будто бы чуточку замедлялось.
Когда они выбрались наружу, оставив на месте черепашьего сердца пёрышко Феникса (а также трюфель и конфету), черепаха едва дышала: в этом можно было убедиться, поднеся к одной из её ноздрей волосок — он чуть заметно трепетал. Но дыхание было таким редким, что за сутки черепаха делала всего один вдох и один выдох.
Доктор Смоленски снова разволновалась. Она бросилась было фотографировать, но камера выпала у неё из рук и разбилась. Попыталась собрать обломки и тогда упала уже сама, серьёзно повредив голеностоп. Теперь она стонала от боли и одновременно вскрикивала от радости:
— О, если бы меня сейчас видел Дарвин! Или Галилей! Или мой отец!
И, сидя на льду, она вдруг принялась пританцовывать всем телом и размахивать руками: она исполняла фанданго. Что поделаешь, учёные есть учёные!
Ванильная Девочка, смеясь, сказала, что доктор Смоленски только что изобрела «новейший способ отпраздновать научное открытие», и объявила, что остаётся в лагере. Теперь, с повреждённой лодыжкой, её наставница и друг нуждалась в помощи и поддержке.
Ху Лун посадил на спину Тау и Майю, которые на всякий случай положили черепашье сердце в коробку и накрепко привязали её к драконьей спине, и полетел обратно с невероятной даже для тигрового дракона скоростью. Слёзы текли из глаз Тау и Майи и застывали на щеках, а зубы замерзали во рту. Они не заметили, как далеко внизу по поверхности океана прошла гигантская волна и скрылась за горизонтом.
