Истории Дядюшки Дуба. Книга 2. Сердце - [22]
Устав от долгой прогулки, Гильгамеш присел полюбоваться красотой родника и задремал под его весёлый лепет. Солнце скользило по небу, вода убегала под камни. Гильгамеш наслаждался звуками природы и дуновением ветерка.
Затем разделся и встал под струю, над которой значилось: «Источник вечной юности». Ребёнок его возраста, но нормального роста ни за что бы не поместился в небольшую каменную чашу. Но как же приятно было окунуться в прохладную воду жарким днём!
Накупавшись в первой чаше, мальчик встал под струю, обозначенную как «Источник бесконечного знания». Только на этот раз он открыл рот и сделал небольшой глоток.
С того дня ребёнок перестал взрослеть. Отныне он лишь наблюдал, как день ото дня возрастает его мудрость. С течением веков Гильгамеш пережил всё, что только можно пережить, и видел всё, что можно увидеть. Он давал советы царям и целым народам. Но это осталось в прошлом. Теперь его интересовало само мироздание!
Поскольку он много знал, он никого не осуждал: всех понимал и в каждом видел частичку истины. Как мог он советовать правителям принять то или иное решение, если в итоге оно принесёт пользу одним, но навредит другим?
Покуда Ахаб пересказывал Тау и Майе эту историю, Ху Лун подставил маленькому Гильгамешу голову, чтобы тот почесал его за ушком.
— Надо же! — воскликнул Ахаб. — Обычно он никому этого не позволяет.
— Значит, ты не можешь умереть? — спросил Тау, когда их познакомили.
Гильгамеш посмотрел на Тау и Майю. И улыбнулся. Рядом с этим ребёнком мир казался привлекательным и уютным. Нечто похожее ощущалось под сенью ветвей Дядюшки Дуба: когда слушаешь его пение, думаешь, что свет этих мгновений не погаснет никогда.
— Не знаю. Пока вроде жив, — ответил мальчик.
— А тебя могут ранить или обидеть? — спросила Майя.
— Ещё бы! Бывает, я даже плачу. А иногда мне приходится принимать лекарства, если только я не забываю это сделать вовремя. В общем, всё как у всех.
— Но ведь ты живёшь вечно? — не унимался Тау, который никак не мог в это поверить.
— Вечность — вопрос спорный, — ответил Гильгамеш. — Допустим, однажды я усну и меня съест медведь, потом этот медведь погибнет под снежной лавиной, а через сто лет начнётся оттепель, снег растает, и я превращусь в траву, семя этой травы склюёт птица, и я превращусь в перо, растущее в крыле этой птицы… или в птичий помёт, а затем в корни пшеницы… Умру я или нет?
Дети вспомнили, что не так давно маленький Микоу говорил им нечто похожее. Гильгамеш подсел к дракончику, который ещё не проснулся и улыбался во сне. Когда же Майя призналась, что они ищут Гору Трёх Испытаний, Гильгамеш коснулся раны, зиявшей на месте драконьего крыла, и улыбнулся:
— Раз так, маленький дракон вылечится! Путь на гору начинается здесь, — добавил он. — Если пойдёте по дороге за этой поляной, встретите Загадочницу. Вы же любите загадки? Вот и развлечётесь.
— А если ни одной не отгадаем?
— У загадок, как правило, есть несколько ответов. Какой-нибудь да подойдёт: не один, так другой.
Гильгамеш тоже захотел пойти с условием, что его не станут просить делать то, что он не сделал бы по собственной воле, и дальше они отправились на гору вместе. Дети задавали Гильгамешу сотни вопросов. На каждый он отвечал долго и обстоятельно, правда, иногда довольно странно.
— А с Улиссом[10] ты знаком? — спросил Тау.
— Гм, — задумался Гильгамеш. — И да и нет.
— Что значит — и да и нет?
— Я встречал пять или шесть Улиссов. Каждый из них — тот, кто вам известен из книг, но никто из них не был Улиссом полностью. Знал я также поэта, который написал «Одиссею»[11]. А ещё…
Вот и получается, что каждый ответ рождал множество других вопросов.
Подъём меж тем завершился, и тропинка теперь вилась среди камней.
— Итак, мы на горе, — объявил Ахаб. — Ху Лун доставил бы нас сюда гораздо быстрее, но тогда мы бы не прошли три испытания.
— О, а вот и вы! Хи-хи! — вдруг послышался старушечий голос.
VIII. Три испытания: загадка, зерно и старый знакомый
На камне возле дороги сидела беззубая старуха. Удивительно, как это Ху Лун и Ахаб не заметили её сразу! Она носила балахон, сшитый из разноцветных лоскутков. Балахон был явно велик и болтался как мешок: внутри спокойно поместились бы две такие старухи. Женщина откинула красный капюшон и приветливо улыбнулась: «Хи-хи!» А потом принялась игриво швырять в путников белые камешки, которые лежали у неё на коленях. Ахаб ловил их механической рукой, оберегая от ударов Микоу.
Гильгамешу несколько камешков угодили в лоб, а Тау и Майя до поры до времени уворачивались.
— Загадку захотели… Надо же, хи-хи! — смеялась старуха. — Что ж, большое спасибо, что пожаловали! Загадки любят все. Если не отгадаете, один из вас сядет на этот камень вместо меня и будет сидеть до тех пор, пока мимо не пройдут девятьсот девяносто девять путников! Хи-хи!
— Ничего себе! — негодующе воскликнул Тау.
«Шлёп!» — камень угодил ему в лоб. К счастью, он был маленький и больше походил на гальку.
— Хи-хи-хи! А вот ещё один: ловите!
По всей видимости, старуху это занятие чрезвычайно забавляло.
— Перестаньте, пожалуйста!
— Вот загадаю загадку — и тогда перестану! А так нет, не дождётесь! Ишь какие хитренькие! Итак:
