Истории для больших и маленьких - [12]

Однажды рано утром, сразу после подъёма, в барак зашёл опер и приказал бригадиру выделить трёх человек, чтобы выгрузить провизию из грузовика и принести всё в столовую. Бригадир направил Самсона, Питерского и ещё одного зека по кличке Чукча. Они выполнили задание, и на завтрак бригада пошла уже в полном составе. А когда зеки вернулись в свой барак, туда явился зам по режиму в сопровождении двух оперативников. Зам объявил, что сегодня утром из лагерной столовой пропал нож. Нет сомнений, что его украл кто-то из зеков. Пришедшие стали выяснять у бригадира, кто утром помогал разгружать продукты. Пока они это выясняли, Самсон подозвал к себе Славика, сунул ему в руку какой-то предмет, завёрнутый в тряпку, и прошептал:

– Положи это под матрас Чукчи.

Славик быстро исполнил приказ и сел на свои нары. Тем временем начальство начало большой шмон. Первыми вызвали Самсона, Питерского и Чукчу. Их раздели и тщательно обыскали. Потом начали шмонать их нары и барахлишко. Тут опер и вытащил из-под матраса Чукчи свёрточек, только что положенный Славиком.

– Вот он, родимый! – радостно воскликнул опер и, развернув тряпицу, показал всем нож.

Потом он бросился на Чукчу и крепким ударом сбил его с ног. Бедный зек зарыдал, стал клясться, что не брал никакого ножа, валялся в ногах у зама по режиму. Но ему, конечно, никто не верил. Чукчу скрутили, надели наручники и пинками и затрещинами поволокли из барака.

Славик понимал, что за такое преступление зека ждёт жестокое наказание. Могут дать десять суток карцера, после чего человек становится инвалидом, а могут и срок добавить.

Весь рабочий день рыдающий Чукча не выходил из ума Славика. А вечером, сидя на нарах рядом с Самсоном, он сказал:

– С Чукчей нехорошо получилось.

– Ты что, жалеешь его? – удивился Самсон. – Это же Чукча! Грязный азиат! Дерьмо собачье! Да он же за мокрое дело сидит: то ли жену, то ли полюбовницу замочил. Добавят срок – и поделом ему.

– Но ведь он не виноват, – возразил Славик.

– А ты что хотел, чтобы я загремел?

Славик, конечно, не желал зла своему покровителю. Ему хотелось сказать, что Самсону не стоило брать этот злополучный нож, но теперь говорить об этом было бесполезно. И он промолчал.

– Вот то-то и оно, – довольно произнёс Самсон. – С волками жить – по волчьи выть…

Однообразная, скудная, гнетущая жизнь в лагере порождала в душе Славика чувство какой-то неудовлетворённости.

Как его молодой, ещё растущий организм страдал от нехватки еды, так и его мозг требовал какой-то пищи, каких-то впечатлений.

Он стал наблюдать за приглянувшимся ему интеллигентом Питерским. Какой чудной человек! Когда он усаживался со своим блокнотом, с ним происходило что-то невообразимое. На лице его то возникала счастливая улыбка, то брови его насторожённо хмурились, то глаза за толстыми очками расширялись от ужаса. Внутри него происходило нечто очень занятное, абсолютно недоступное окружающим. Славик больше не мог терпеть. Он подошёл к Питерскому:

– Можно я с вами посижу?

– Конечно, можно, – откликнулся тот и отложил свой блокнот.

– Скажите, пожалуйста, как вас звали ученики?

– Давно это было, – улыбнулся учитель. – А звали они меня Виктор Сергеевич.

– Виктор Сергеевич, – Славик взглянул на него просительно. – Вы, наверное, много видели, много знаете. А я ничего не успел. Расскажите мне что-нибудь. Пожалуйста.

Питерский внимательно взглянул на него и заговорил:

– Я знаю три главных источника знаний: чтение, путешествия и собственные мысли. Мне лично удалось хорошо поездить по нашей стране. А за её пределы, как ты знаешь, у нас не пускают. Что касается чтения, то я, признаться, одолел море книг. А чтение, как и положено, породило в голове массу мыслей. Скажи мне, Славик, что ты читал?

Юноша напрягся и стал вспоминать:

– Ну, кроме книжек для самых маленьких, читал сказки Андерсена, братьев Гримм, Шарля Перро. Да, сказки Пушкина читал. Потом читал Гайдара, ещё про Шерлока Холмса. Последнее, что помню, «Тома Сойера» и «Гекельберри Финна».

– Значит, ты остановился где-то на уровне двенадцати лет. Давай догонять. Я тебе для начала расскажу любимую книгу моей юности – «Овод», которую написала, между прочим, женщина – Этель Лилиан Войнич, английская писательница. Тебе это будет полезно и интересно. Да и я восстановлю свою учительскую квалификацию.

И начались чудесные вечера. Как сказки «Тысяча и одной ночи». После рабочего дня, буквально валясь с ног от усталости, Славик на четвереньках приползал к Питерскому, они усаживались в дальнем конце барака и до ночи переживали злоключения Артура, дилемму кардинала Монтанелли, трагедию Джеммы…

После «Овода» Питерский изложил «Евгения Онегина», «Ромео и Джульетту», «Героя нашего времени». Причём из Пушкина и Шекспира он шпарил наизусть целые главы.

Эти повествования будто сняли какую-то пелену с глаз Славика. Он стал видеть всё вокруг в совершенно ином свете. И вопросы, долгое время тлевшие в его голове, вдруг вспыхнули вновь и вырвались наружу. И однажды, в перерыве между рассказами, он спросил Питерского:

– А как вы думаете, Виктор Сергеевич, утащить чужую миску в столовой – это хорошо? Или подставить за свой нехороший поступок кого-то другого – это честно?