Историческое предназначение русского национализма - [4]

Господство коммерческого капитала, диктат коммерческого интереса олицетворялись почти столетним нахождением у власти партии обуржуазившейся аристократии и крупных финансовых воротил. Их власть принудила Англию к слоновьему топтанию вокруг не решаемых экономических и социально-политических проблем. Социальная структура была извращена настолько, что правящий класс был панически напуган Великой буржуазно-демократической революцией во Франции, едва ли не больше даже, чем отсталые феодальные монархии Европы! Ибо поляризация уровней жизни в стране оказалась взрывоопасной. На верху выделялась своей нарицательной во всей Европе роскошью горстка элиты; сравнительно удовлетворительная была жизнь у двух-трех процентов тех, кто обслуживал деятельность коммерческого капитала на чиновничьей, государственной или военной службе; а уделом остального населения была нищета.

Потому что сам по себе коммерческий капитал не создает ничего! Ни домов, ни дорог вглубь страны, ни прочую инфраструктуру развития хозяйственной деятельности горожан и селян; ему не нужны учителя для школ, нисколько не заботит его отсутствие больниц, врачей для остальных слоев, кроме элиты; не нужны ему ни наука, ни культура, ни знания, ни технический прогресс; в конечном счете, его мало волнует уровень жизни подавляющего большинства народа. По этим причинам, набрав силу, подминая власть, он начинает душить и буржуазную демократию как таковую. Он становится разрушительным и антинародным. Это неизбежно ведет его к политическому консерватизму, в лагерь сторонников удушения реальной представительной демократии, реальной свободы политического выбора через установление конституционной диктатуры исполнительной власти. Он предает дело глубинных общественных преобразований, политических преобразований, необходимых для формирования собственно буржуазного общества, как общества национального, — ибо окончательной задачей буржуазной революции в общественно-политическом плане неизбежно является становление конкретной капиталистической нации.

Всевластие коммерческого капитала, диктат коммерческого интереса останавливает развитие буржуазной революции на полпути, что обрекает страну на рыхлость и без того слабой государственной власти, на ее аморфность, политическую близорукость. Вследствие чего коммерческий интерес как таковой с фанатической настойчивостью устремляется искать структуры и формы дальнейшего укрепления административных форм власти, вне политических средств собственной диктатуры, — не в последнюю очередь и потому, что выгодной лишь ему политикой побуждает своего заклятого противника, буржуазный промышленный интерес чаще и чаще задумываться о своей диктатуре, размывая в нем остатки либерализма и примиренческого идеализма. Радикальное крыло промышленного интереса постепенно захватывает идеологический контроль над всем промышленным классом и никакие компромиссы его с режимом диктата коммерческого политического интереса становятся невозможны и даже немыслимы.

Слабый капиталами класс промышленников неотвратимо смещается к радикализму и приходит к выводу, что для выхода из нестабильного, на краю банкротства существования ему ничего не остается, как схватиться не на жизнь, а на смерть с торгово-спекулятивным диктатом, с коммерческим капиталом в борьбе за власть, чтобы, используя мощь государственной машины, порожденной для защиты коммерческого правящего класса от собственного народа, установить режим приоритета промышленного интереса во всей государственной политике.

Как же он может прийти к власти, отстраненный от нее де факто? Только выступив решительным сторонником восстановления представительной демократии во всем ее революционном характере! Политически он оказывается в авангарде дальнейшего развития буржуазной революции, буржуазного преобразования общества, ускоряя это преобразование самыми решительными мерами, при необходимости, вплоть до восстановления элементов режима революционного террора. Что и имело место на вполне определенных этапах исторической эволюции во всех великих державах, которые переживали буржуазно-демократические революции и поэтому вынуждены были догонять Англию в развитии промышленного капитализма. Но Англия смогла избежать революционного радикализма промышленного интереса вблизи грани политического террора, однако, естественно, не избежала его ожесточенной схватки за власть.

Итак, положение английского промышленного класса было неустойчивым, перспективы туманными, тень банкротства постоянно нависала над промышленными предпринимателями, укрепляя их политическое самосознание и политическую волю к самому решительному действию. Их классу ничего не оставалось, как стремиться к установлению контроля над государством и, затем, посредством государства, изменить эту ситуацию. Опыт показывал, что рассчитывать на исполнительную власть, как на союзника своих интересов, ему не приходилось: аристократии, власть предержащим вообще до проблем промышленности дела было мало, им удобнее и приятнее было поддерживать операции коммерческого капитала и получать от них свои сверхвысокие дивиденды. У промышленной буржуазии оставался лишь один путь борьбы за отстаивание своих требований к власти в условиях приобретшей определенные традиции игры буржуазных свобод — установить контроль над законодательной властью, над представительной властью, над нижней палатой парламента. Что она и сделала, — на первом этапе сначала организовавшись для борьбы за реформу избирательной системы, добившись этой реформы в сторону более справедливого отражения интересов широких слоев народа.