Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация - [16]

Гегемония, возникающая в межгосударственной системе, отражает такую ситуацию, когда одна из великих держав может навязывать свои правила и волю другим. Материальная база гегемонии — большая эффективность данного государства в агроиндустриальном производстве, торговле и финансах, что обеспечивает не только господство на мировом рынке, но и активное проникновение на внутренние рынки других стран [49]. Гегемония — это не столько состояние, сколько конечная фаза подвижного континуума, характеризующего отношения между великими державами. В начале континуума— острая конкурентная борьба в условиях относительного равновесия сил. Гегемония, не будучи абсолютно всесильной в межгосударственной системе, в то же время отражает способность определённого государства превратить одну часть членов межгосударственной системы в клиентов, а другую — «загнать» в оборонительную позицию.

Гегемония не есть результат случайного расклада карт на мировой арене. Она возникает как элемент нормального функционирования КМЭ, которая знала лишь три гегемонии: Соединённые провинции (Голландия) (1620–1672 гг.), Великобритания (1815–1873) и США (пик — 1945–1967/73 гг.) [50]. Т. Хопкинс вносит уточнение в эту схему: в то время как голландскую гегемонию, политически оформившую КМЭ, он считает реальной исторической альтернативой мир-империи Габсбургов, британская гегемония существовала уже в рамках КМЭ. В какой-то степени альтернативами были неудавшиеся империи Наполеона и Гитлера, но об этом можно спорить. Таким образом, голландская гегемония сделала возможной саму КМЭ как историческую социальную систему; британская гегемония укрепила её фундамент; гегемония США максимально расширила и углубила КМЭ и в то же время высвободила те силы, которые должны привести СМС к концу [51]. Гегемония, по Валлерстайну, характеризуется четырьмя особенностями.

1. Последовательность достижения и утраты гегемонии: агропромышленная сфера — торговля — финансы. При этом период максимальной гегемонии падает на её окончание в агропромышленной сфере, на разгар — в торговле и на начало — в финансовой сфере. Утрата финансовой гегемонии есть, как правило, утрата гегемонии вообще или близкое к этому состояние.

2. Политико-идеологическая защита всеми державами-гегемонами «глобального либерализма»; акцентирование принципа «свободной торговли» в ущерб меркантилизму.

3. Военно-морское преобладание державы-гегемона; в период восходящей гегемонии будущий гегемон крайне неохотно создавал сухопутные армии и делал это лишь тогда, когда сталкивался с противником, стремившимся превратить КМЭ в мир-империю.

4. Гегемония обеспечивается в ходе мировых войн, которые длились, как правило, 30 лет. В Тридцатилетней войне (1618–1648) голландские интересы взяли верх над интересами Габсбургов, в Наполеоновских войнах (1792–1815) англичане одержали верх над французами, а в тридцатилетних евразийских («американо-германских») войнах США победили Германию.

К сожалению, Валлерстайн ничего не говорит о роли России — СССР во всех этих войнах. Похоже, для мир-системников Россия/СССР не только как решающий фактор, но просто как фактор войн за гегемонию в КМЭ не существует [52].

Для Валлерстайна несомненна связь циклов гегемонии с вековыми трендами. При взгляде на них, например на Б-тренд (1450–1650 гг., 1810–1817 гг. и 1897—?), становится ясно, что мировая война и следующая за ней эра гегемонии расположены где-то около (сразу до или после) плато. Короче говоря, эти процессы суть результаты длительной конкурентной экспансии, приводящей к особой форме концентрации экономической и политической власти.

Исход каждой мировой войны включал крупную перестройку межгосударственной системы (Вестфальский мир, концерт европейских держав, ООН и Бреттон-Вудские соглашения) в форму, соответствующую сохранению относительной стабильности в интересах державы-гегемона. По мере ослабления экономических позиций гегемона размывалась и система военно-политических союзов.

В длительный период упадка гегемонии появлялись два претендента на «корону»: Англия и Франция в «послеголландскую» эпоху; США и Германия — в «послебританскую». Будущий победитель в качестве элемента своей «победной стратегии» использовал союз с приходящим в упадок гегемоном: сначала в качестве младшего партнёра, а затем — в качестве старшего.

В государстве, берущем на себя роль гегемона, его усилия укрепляют одновременно предпринимателей и бюрократию, а также, с небольшим запозданием, рабочий класс (по крайней мере, его «белую» расово-этническую часть). Однако глобальный либерализм, убеждён Валлерстайн, порождает и собственный упадок. Во-первых, он всё более затрудняет торможение распространения технических достижений. Во-вторых, внутриполитической ценой либерализма, необходимого для поддержания непрерывности производства во время максимального глобального накопления, является постепенный рост реальных доходов как рабочего класса, так и административных кадров державы-гегемона. Со временем это ослабляет конкурентоспособность фирм, и как только утрачено преимущество в производительности труда, структура рушится, наступает период равновесия и обострения конкуренции.