Исторические драмы Ибсена - [2]

Драмы Ибсена вообще отличаются простотой, но въ «Сѣверныхъ богатыряхъ» она доведена до классическаго совершенства. Въ этомъ отношеніи ее можно сравнить только съ произведеніями Эврипида, героини котораго имѣютъ много общаго съ таинственными образами сѣвера. Съ перваго момента появленія на сценѣ Сигурда и Дагни, Гуннара и Іордисъ, драма выясняется вся, и развязка ея фатально неизбѣжна. Сильные Сигурдъ и Іордисъ должны погибнуть, для счастья слабыхъ Гуннара и Дагни. Они слишкомъ великодушны, чтобы пользоваться преимуществомъ силы, и слишкомъ горды, чтобы входить въ сдѣлку съ жизнью, вымаливать жалкія подачки, которыя жизнь даетъ слабымъ, нѣжнымъ душамъ, въ основѣ всегда трусливымъ и подлымъ, неспособнымъ ни на подвигъ, ни на самопожертвованіе. Одну минуту только Іордисъ мечтаетъ, ей представляется возможность иного исхода борьбы. «Сигурдъ! одинъ лишь смѣлый шагъ, и мы свободны, побѣда за нами. Что Дагни для тебя? чѣмъ она можетъ быть тебѣ? Не болѣе, чѣмъ мнѣ Гуннаръ. И много ли значитъ, если погибнутъ двѣ ничтожныя жизни?» Но тутъ же она разрушаетъ свою мечту, когда на вопросъ колеблющагося Сигурда, что сдѣлаетъ она, если онъ убьетъ Гуннара? – она отвѣчаетъ: «Тогда я хранила бы молчаніе и не нашла бы покоя, пока не увидѣла бы тебя сраженнымъ». Ея сердце слишкомъ гордо, чтобы унизиться до преступленія, а любовь такъ велика, что этотъ міръ ея не выноситъ. «Въ тотъ день, когда ты избралъ другую, я лишилась родины. Напрасно ты сдѣлалъ это. Все воленъ человѣкъ отдать другу, все, кромѣ любимой женщины. Тогда онъ разрываетъ скрытую нить судьбы и сокрушаетъ двѣ жизни. Да, вѣрный голосъ говорилъ мнѣ: я создана была, чтобы въ дни невзгоды сильнымъ духомъ ободрять и укрѣплять тебя, а ты былъ рожденъ для того, чтобы я все великое и славное нашла въ одномъ мужѣ. О, Сигурдъ, знай, когда бы насъ соединила судьба, ты сталъ бы славнѣе, я счастливѣе всѣхъ людей на свѣтѣ!» Въ порывѣ священнаго безумія, охватившаго ея изстрадавшуюся душу, Іордисъ убиваетъ Сигурда и сама бросается въ море.

Мрачный колоритъ сѣверной природы усиливаетъ суровость драмы. Холодомъ вѣетъ отъ этихъ характеровъ, сильныхъ, не знающихъ смиренія, уступчивости, еще не тронутыхъ духомъ «Свѣтлаго Бога», какъ называетъ Сигурдъ христіанство. Въминуту смерти онъ признается, что сталъ христіаниномъ, но въ развитіи дѣйствія его христіанство не играетъ никакой роли. Только въ послѣдній моментъ выступаетъ оно на сцену, чтобы раздѣлить и по смерти, по мнѣнію Сигурда, его душу отъ души язычницы Іордисъ. Ибсенъ, до страсти любящій символы, какъ бы желаетъ отмѣтить, что съ принятіемъ христіанства норманны утратили исконную доблесть, свой неудержимый порывъ въ невѣдомую даль. Іордисъ – олицетвореніе этого духа, и когда между нею и Сигурдомъ становится «Свѣтлый Богъ», она оставляетъ своего возлюбленнаго теперь уже навсегда и уносится съ своей обидой въ бездонный мракъ, увлекаемая валькиріями.

Въ своихъ драмахъ онъ отводитъ оффиціальнымъ представителямъ «Свѣтлаго Бога» довольно странную, двусмысленную роль, какъ, напр., въ «Привидѣніяхъ» добродушному пастору, постоянно мятущемуся между велѣніями религіи и требованіями жизни. Въ драмѣ «Претенденты на корону» епископъ является представителемъ скептицизма, раздувающимъ раздоры. Онъ постоянно возбуждаетъ сомнѣнія въ душѣ мятежнаго Ярда Скуле въ правильности набранія короля Гакона. Какъ въ большей части произведеній Ибсена, этотъ епископъ только символъ врожденной человѣку двойственности, но для Ибсена характерно, что онъ олицетворилъ ее въ представителѣ религіи, которая, напротивъ, умиротворяетъ вѣчную борьбу духа.

Послѣ «Сѣверныхъ богатырей», въ циклѣ историческихъ драмъ «Претенденты на корону» самая значительная по содержанію, хотя въ художественномъ отношеніи она далеко уступаетъ первой. Прежде всего она страшно растянута, съ массою вводныхъ лицъ, имѣющихъ лишь побочное значеніе, что усложняетъ дѣйствіе и запутываетъ читателя. Разница между обѣими драмами до того велика, что ихъ было бы трудно приписать одному автору, если бы не отдѣльныя сцены и характеры, которые сдѣлали бы честь Шекспиру. Въ общемъ, однако, это по художественности слабая вещь, какъ, впрочемъ, и всѣ тѣ произведенія Ибсена, въ которыхъ тенденція заслоняетъ все, сковывая автора и лишая его необходимой для художника свободы. По слабости съ «Претендентами» можетъ сравняться только «Брандъ», мистическая драма, странная и двусмысленная, въ которой художникъ цѣликомъ отсутствуетъ, вытѣсненный проповѣдникомъ. Для поклонниковъ теоріи чистаго искусства эти слабыя вещи Ибсена могутъ служить превосходнымъ аргументомъ въ доказательство того, что даже такой сильный художественный талантъ, какъ Ибсена, измѣняетъ, когда его сковываютъ тенденціей.

Тѣмъ не менѣе, по содержанію «Претенденты» глубоко задуманная вещь. Если въ ней нѣтъ такого проникновенія въ сокровенныя глубины человѣческаго духа, какъ въ «Сѣверныхъ богатыряхъ»,– въ ней есть обычная для Ибсена простота мысли и яркій, блестящій умъ. Мысль драмы проста – необходимо вѣрить въ правду, проникнуться этой вѣрой, безъ чего никакая сила, какъ бы велика она ни была, не дастъ плода. Король Гаконъ, въ сущности, заурядный человѣкъ, но онъ побѣждаетъ сильнаго характеромъ, блестящаго Ярла Скуле потому, что вѣритъ непоколебимо въ свое право быть королемъ и въ свое призваніе – объединить враждующія племена Норвегіи въ одинъ народъ. Во всѣхъ несчастіяхъ жизни, въ удачѣ и неудачѣ онъ вѣритъ въ себя, вѣритъ, что ему суждено осуществить эту великую мысль, ему, законному королю. Этою вѣрою онъ воодушевляетъ всѣхъ и въ концѣ концовъ достигаетъ цѣли. Совершенную противоположность ему представляетъ Ярло Скуле, его соперникъ. Въ числѣ различныхъ характеровъ, созданныхъ Ибсеномъ, Скуле занимаетъ одно изъ видныхъ мѣстъ, по типичности и вѣрности изображенія. Огромное самолюбіе, которое можетъ удовлетворить только корона, великія силы, данныя ему отъ природы, и въ то же время слабость воли, не опирающейся на непоколебимую вѣру въ правду своей цѣли. Онъ великъ въ своихъ замыслахъ и слабъ въ дѣйствіи. Обдумавъ рѣшеніе, со всѣхъ сторонъ обсудивъ планъ дѣйствія, взвѣсивъ всѣ за и противъ, онъ теряется въ моментъ выполненія. Онъ, какъ лисица въ баснѣ, думающая тысячу думушекъ и все-таки пропадающая, потому что ни на одной не остановилась и не выполнила. Ярлу доступны великія мысли и благородные порывы, но нѣтъ въ немъ творческой силы, проистекающей изъ вѣры въ правду своего дѣла. Онъ постоянно колеблется въ выборѣ средствъ, отмѣняетъ сегодня то, что рѣшилъ вчера и опять возвращается къ старому рѣшенію, когда уже поздно, и то, что могло его спасти вчера, губитъ сегодня. Онъ сомнѣвается въ себѣ и потому никому не вѣритъ. Онъ – «пасынокъ Божій», какъ его называетъ Гаконъ. Не таковъ послѣдній. Разъ увѣровавъ въ законность своего права на королевскій престолъ, онъ идетъ къ нему твердо, непоколебимо, жертвуя всѣмъ, какъ бы дорого оно ни было ему, и этимъ увлекаетъ всѣхъ. «Я чувствую глубоко и горячо въ своемъ сердцѣ и – я не боюсь высказать это громко – я одинъ въ настоящее время могу повести страну къ лучшей будущности», говоритъ онъ при выборахъ, и эта вѣра въ свое призваніе руководитъ всѣми его поступками. Избранный королемъ, онъ удаляетъ мать, «потому что она мнѣ слишкомъ дорога, а возлѣ короля не должно быть никого, кто ему слишкомъ дорогъ; у короля руки должны быть свободны, онъ долженъ стоять одинъ, чуждый стѣсненій и соблазновъ». Такъ же онъ поступаетъ съ женщиной, «которая дороже ему всего на свѣтѣ». Его мысли и намѣренія просты и благородны, истинно королевскія, потому что онъ знаетъ одну цѣль – благо страны. Въ разговорѣ съ нимъ Скуде заявляетъ, что управлять Норвегіей можно, только пользуясь раздорами ея племенъ. «Дружина должна стоять противъ дружины, одно притязаніе встрѣчать другое, провинція враждовать съ провинціей, иначе король не будетъ могучъ. Каждый долженъ нуждаться въ немъ или бояться его. Уничтожьте вражду – и вы вмѣстѣ съ тѣмъ уничтожите собственную силу». Такія мысли вполнѣ въ духѣ такого сорта людей, какъ Скуле, у которыхъ всѣ разсчеты строются на низменныхъ интересахъ и страстяхъ другихъ. Лишенные сами величія идеи, проникающей и объединяющей всѣ помыслы, они и въ другихъ не допускаютъ ничего, кромѣ себялюбивыхъ разсчетовъ. Великолѣпный отвѣтъ даетъ ему Гаконъ: «И вы хотите быть королемъ – при такихъ мысляхъ? Вы могли бы быть доблестнымъ полководцемъ, но время опередило васъ, и вы его не понимаете. Развѣ вы не видите, что Норвегію можно сравнить съ церковью, до сихъ поръ не освященное. Крѣпкія стѣны высоко поднимаются вверхъ, своды широки, колокольня стройно возвышается надо всѣмъ, – но нѣтъ тутъ еще жизни, бьющагося сердца, свѣжей струи крови; Господь не вдохнулъ еще своего духа жива; освященіе еще не было совершено. Я хочу совершить его! Норвегія должна быть однимъ королевствомъ, она должна стать единымъ народомъ… впредь всѣ должны чувствовать и сознавать себя единымъ народомъ! Вотъ подвигъ, который возложилъ на меня Господь, вотъ теперь задача короля Норвегіи!» Скуле уходитъ, смущенный и растерянный, его волнуетъ не величіе замысловъ Гакона, а зависть, что другой, а не онъ могъ додуматься до такой глубокой и вѣрной мысли. Онъ подымаетъ возстаніе и, только объявивъ себя королемъ, догадывается, что у него нѣтъ руководящей мысли, вокругъ которой онъ могъ бы группировать союзниковъ. Въ отчаяніи онъ самъ хватается за идею Гакона, но для него она лишь