Истопник - [4]
Но почему нам так горько? Почему его так, до слез, жалко?!
Болезненное несоответствие невыразимо печального содержания и странной, если не сказать больше – уродливой формы.
Дисгармония, распад, разрыв…
Укол смертоносной иглы.
Никакой толерантности мы здесь не чувствуем.
На лице солиста отчаяние и обреченность.
Оператору и режиссеру придется изрядно потрудиться, чтобы точно передать глубину страдания человека, прошедшего сталинские лагеря. И ставшего тем, кем он стал. Впрочем, киношники, о! эти колдуны света и тени, шаманы деталей и нюансов, маги, наконец, перевоплощений, не нуждаются в советах беллетриста. Тарковский и Феллини. Кончаловский и Сокуров. Они могли бы точно передать состояние Божьей кары, настигшей певца в полосатой робе. Насильно нельзя изменить природу человека.
Только Бог может позволить себе сделать это.
А еще на память здесь приходят Босх и Брейгель.
Вот чьи сюжеты угадываются нами в трагическом пении хора на сцене.
Перед зэком на пюпитре ноты. Он поет по нотам.
Он слегка похож на Вадима Козина. Мы понимаем, что в прошлом зэк – известный артист. Может быть, он даже пел в Большом театре.
Козин отбывал свой срок на Колыме.
И умер в Магадане.
Заключенных тогда называли по-разному. Сначала были просто л/с – лишенные свободы. А с 1934 года – ЗК, зэка, зэки. В документах писали через косую – з/к. Горько шутили: забайкальские комсомольцы. Или заполярные. Даже встречалось название «зыки».
Мы же будем называть их так, как они называли сами себя. Зэки.
В хрущевские времена, когда наступило время развенчивания культа личности Сталина, почему-то принято было считать, что репрессиям подвергались лишь верные ленинцы и знатные коммунисты: комбриги, директора заводов, секретари обкомов и крайкомов партии. Это не так. Сажали всех – крестьян, командармов, «недобитых кулаков», инженеров, учителей, рабочих, поэтов, красную профессуру. Заключенные делились по категориям: уголовники, политические, повторники, суки… Политические сидели по знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР.
Были среди сидельцев и мужики.
Они же черти и лохи. Обыкновенные работяги.
Такие, как Иван Денисович из бессмертной повести Солженицына.
А еще накипь – аристократы ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей).
В свою очередь, уголовники делились на касты.
Паханы, полнота, порчаки, мастёвые, урки… Потом шли общие, для урок и политических, подкасты: придурки, бакланы, шныри, фитили, доходяги.
Впрочем, доходяга и фитиль почти одно и то же. Фитиль догорает.
Доходяга ищет свою последнюю корку хлеба на лагерной помойке.
Осип Мандельштам был доходягой. Язык не поворачивается так называть великого поэта. На Третьей Речке, под Владивостоком, Мандельштам погиб от болезней и голода. В пересыльном лагере.
А Николай Заболоцкий придурялся чертежником.
Нам не один раз придется обращаться к языку сидельцев. Кинороману необходим речевой фон той эпохи. Постараемся не особо, правда, вдаваться в подробности лагерного сленга. Зависимостью фонем от морфем занимался, как известно, Иосиф Виссарионович. Названный в известной песне большим ученым. У него на все хватало времени. И расстрельные списки подписывать, и критиковать академика Марра, идеалиста языкознания, и Платона читать.
В подлиннике.
Сами лагеря назывались по-разному: Степлаг, Карлаг, СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения, БАМлаг.
Все они объединялись понятием ГУЛАГ.
ГУЛАГ – Главное управление лагерей. БАМлаг, о котором пойдет речь в киноромане, мы будем привычно называть Бамлагом. Писать не как аббревиатуру, а как слово. Но с большой буквы.
Как того потребовала орфография новых языкознанцев. Мы еще приведем, скорее всего в заключительных титрах, глоссарий – словарь зоны. Список слов и понятий, на которых иногда изъясняются наши герои. Мы также покажем некоторые различия в написании отдельных географических названий тех мест. Таковых немного, но есть. Пока же, по ходу повествования, обозначим жаргон и понятия, присущие уголовному миру, курсивом.
Все подлинные документы, которые процитированы в киноромане, выделены особым шрифтом.
Мат и брань, привычные среди лагерников, в киноромане не звучат, автор использует близкую по смыслу лексику, разрешенную цензурой.
Знайте заранее.
Да, ну а почему все-таки хор?! Какое коллективное пение под оркестр, если ночью от мороза волосы примерзают к нарам? А днем от цинги выпадают зубы. Кровью харкают на снег зэки-тубики. Какой вокал, если одной из пыток была пытка бессмысленным трудом: заключенных заставляли на сорокаградусном морозе часами переливать ведром воду из одной проруби в другую! До песен ли при такой жизни?!
Пусть знает читатель: в любом, самом захудалом лагерном пункте, командир ставил задачу перед начальником КВЧ (культурно-воспитательной части): «Обеспечить хор! Чтобы через месяц пели!»
Зачем?! Изощренное издевательство особого рода?!
Точно ответил Солженицын: «В первостепенном воспитательном значении именно хора политическое начальство (имеется в виду начальство лагерей – здесь и далее примечания мои. – А. К.) убеждено суеверно. Остальная самодеятельность хоть захирей, но чтобы был хор! Песни легко проверить, все наши. А что поёшь – в то и веришь» («Архипелаг ГУЛАГ»).
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Велько Петрович (1884—1967) — крупный сербский писатель-реалист, много и плодотворно работавший в жанре рассказа. За более чем 60-летнюю работу в литературе он создал богатую панораму жизни своего народа на разных этапах его истории, начиная с первой мировой войны и кончая строительством социалистической Югославии.
Роман современного румынского писателя посвящен событиям, связанным с установлением народной власти в одном из причерноморских городов Румынии. Автор убедительно показывает интернациональный характер освободительной миссии Советской Армии, раскрывает огромное влияние, которое оказали победы советских войск на развертывание борьбы румынского народа за свержение монархо-фашистского режима. Книга привлечет внимание массового читателя.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.