Истоки европейской цивилизации. Древняя Греция - [16]
Должности начальников афинского войска были выборными, о чем уже говорилось выше. Ежегодно избирали десять стратегов, представлявших высшую воинскую власть, и десять таксиархов, имевших право совещательного голоса.
Рис. 54.
Для конницы назначались два гиппарха и десять филархов, а количество триархов, назначаемых для морской службы, зависело от размеров флота.
Афинские посланники пользовались тем же почетом, что и спартанские, и носили такую же одежду, как эолийские и другие. У критян посланники одевались в одежды, окрашенные фукусом.
Эллинская армия окончательно сформировалась в ходе греко-персидских войн, тогда же было положено и начало военной тактике греков, усовершенствованной ими в позднейших войнах и приведшей к преобразованию вооружения.
Во время греко-персидских войн афинское войско, подобно спартанскому, делилось на тяжело- вооруженных копейщиков и легковооруженных, соответствовавших лакедемонским илотам.
Последних называли в Аргосе гимнесоями (от gymnos — нагой), а в Сикионе — коринефорами (по дубинам, которыми они были вооружены).
Конницы ни у лакедемонян, ни у афинян в ту пору еще не было, но у последних уже были созданы отряды лучников. Сигналы подавали трубами и рогами (рис. 58, а, б) или зажигали сигнальные огни.
Изменения, произведенные в лакедемонском войске после окончания персидских войн, состояли главным образом в том, что к тяжеловооруженным спартиатам были присоединены и периеки, которые составили вместе с ними основу войска. К ним, также для несения сторожевой и лагерной службы, был добавлен небольшой отряд легковооруженных воинов, состоявший почти исключительно из отдельного племени скиритов.
Илоты призывались только при необходимости и то в небольшом количестве, они теперь не следовали толпами за войском, как прежде. Конницы в лакедемонском войске еще не было.
Разнообразнее стало в это время и афинское войско. Из гоплитов (которыми являлись граждане первых трех фил из десяти, на которые Клисфен разделил население Аттики) самые богатые были обязаны служить в коннице — они составили постоянный конный отряд, доходивший в начале Пелопоннесской войны до 1200 человек.
Рис. 55.
Кроме того, войско постепенно увеличилось за счет наемных неаттических ратников — фракийских и аркадийских копейщиков, родосских пращников, критских лучников и пр., из которых были образованы легкие отряды.
Вероятно, с этого же времени начинают вводиться и некоторые изменения в вооружение гоплитов с целью сделать его менее обременительным. Цельная медная кираса заменяется кожаным колетом с медным нагрудником и такими же наплечниками, шлемы и поножи делаются легче.
Большой овальный щит, однако, сохраняется в прежнем виде (по-видимому, с этих же пор начинают помечать щиты особыми условными знаками вместо прежних произвольных украшений; например, лакедемонские шиты узнавались по изображенной на них букве Л, фиванские — по палице или сфинксу; афинские — по сове). Наступательное оружие тоже осталось прежним.
Легкая пехота делилась на вооруженных щитом, или пельтатстов (для ближнего боя), и не имевших никакого оборонительного оружия гимнесов (для дальнего боя), которые в свою очередь разделялись на отряды метателей дротиков, лучников и пращников.
К ним иногда присоединялись не состоявшие на воинской службе добровольцы, дравшиеся просто камнями. Пельтатсты (род войска, заимствованный у фракийцев) являлись как бы переходным звеном от гимнесов к гоплитам.
Доспехи их состояли из щита и толстой кожаной шапки, а оружие — из нескольких дротиков, большого копья и меча. К древку их копья прикреплялась ременная петля.
Что касается конницы, то, несмотря на то что в Афинах она появилась раньше, чем в Спарте, формирование ее шло очень медленно.
Первоначально всадники появлялись только на процессиях и торжествах, но постепенно конница увеличивалась в числе и со временем вошла в состав войска.
В Спарте до Агесилая (369 г. до н. э.) конницы почти не существовало, и ни в Спарте, ни в Афинах она никогда не достигала такого же высокого уровня развития, как у пешего строя. Причиной тому могло быть отчасти само вооружение всадников, которое было тяжелым и неуклюжим (по крайней мере, во время Ксенофонта).
Рис. 56.
И всадники, и их лошади были одеты в латы. Конская сбруя состояла из попоны с подпругой и узды с удилами и поводьями (рис. 59, а, б). Ковка была едва ли известна: Ксенофонт говорит только о закаливании копыт для придания им твердости.
Вооружение всадника состояло из кирасы и шлема. Ксенофонт предлагает использовать беотийский шлем, потому что он лучше закрывает лицо, не мешая в то же время свободно видеть.
Особое внимание советует он обращать на то, чтобы кираса удобно сидела на теле, ее воротник должен быть достаточно широким и высоким, чтобы закрывать всю нижнюю часть лица до самого носа. Живот должен быть защищен металлическими пластинами, а руки наручами. Наруч правой руки не должен стеснять движений всадника при ударе или метании копья, а потому его следует снабдить у плеча и на локтевом суставе чешуйками. Бедра всадника отчасти закрывались конской броней, а для ног и ступней, по мнению Ксенофонта, достаточной защитой могли служить сапоги из толстой кожи.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга обращена ко всем гражданам Русского мира, интересующимся его дальнейшей судьбой. Сохранится ли он или рассыплется под действием энтропии – зависит не столько от благих пожеланий, энергии патриотизма и даже инстинкта самосохранения, сколько от степени осознания происходящего. А оно невозможно без исторической памяти, незапятнанной маловерием и проклятиями. Тот, кто ищет ответы на классические вопросы русской интеллигенции, найдёт в этой книге духовную пищу. Юным идеалистам она принесёт ниточку Ариадны, которая свяжет их с прошлым.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.