Истоки богатырства. Секреты атлетизма - [42]

Японцу сделали предупреждение (хотя многие считали, что его надо снять, а победу присудить мне). Поединок сначала прервали, а затем отложили на завтра. На следующий день опять все места были забиты до отказа, публика накалена до предела.

Я запомнил обиду, которую мне нанес японец. Едва прозвучала команда рефери, как я бросился на Юкио-Тани, сгреб его, поднял в воздух и с силой швырнул в оркестровую яму. Он приземлился не столь удачно, как я, и повредил себе ребра.

Толпа, в которой, напомню, было много земляков моего соперника, заревела: «Убийца! Зверь!»— и бросилась на сцену, чтобы растереть меня в порошок.

Но предусмотрительная администрация в последний момент опустила откуда-то сверху клетку для львов. В нее я и успел нырнуть. Пока беснующуюся толпу разгоняла полиция, я отсиживался в клетке. Неприятное, доложу вам, ощущение. С тех пор я не хожу в зоопарк. Гнетут тяжелые воспоминания.

И, скажу, хотя мы много слыхали про «передовую западную цивилизацию», но наш отечественный любитель атлетики гораздо доброжелательнее и к своим, и к гостям, да и в атлетике разбирается крепче.

Как не вспомнить жуткую историю, произошедшую со мной в Дюссельдорфе. Проходил там турнир с участием знаменитого Якова Коха, который у себя на родине, в Германии, не проиграл ни одной встречи.

Вот и на этот раз Кох клал на лопатки одного за другим всех участников турнира. Хорошо выступал и я, дошел до финала. И вот решающая встреча...

Публика бурлит, вся аристократия собралась: бриллианты, цветы, фраки... Появился Кох— рев такой поднялся, словно землетрясение началось. На меня никто внимания не обращает — будто я так, для мебели или мальчик для бритья.

Взяла меня обида! У нас даже в Конотопе и то иностранных гостей с большим приветом встречают. Ах, Европа, Европа... Хорошо, сейчас русский мужик слегка испортит вам праздник!

Рефери дал сигнал к борьбе. Так я и накинулся на Коха — словно голодный тигр на козленка: поднимал, швырял, брал его то на один прием, то на другой. Чувствую, немец растерялся, готов с ковра бежать. Как бы не так! Короче говоря, провел схватку так, что судьям ничего не осталось, как поднять вверх мою руку и провозгласить:

«Победил и звание чемпиона завоевал борец из России Иван Шемякин!»

Господи, что началось тут в зале! Орут, свистят, всякой мерзостью в меня швыряют. Вижу, озверели совсем, с палками на сцену лезут, с разными там тросточками. Бросилась разъяренная толпа на меня, несколько раз больно ударили. Я от них. Спрыгнул из окна — высокий второй этаж был, да деру. А эти, с тросточками, за мною — свистят, улюлюкают, грозят убить.

И убили бы, если бы не заскочил я в пожарное депо. Едва успели пожарники железные ворота на крепкие засовы запереть, как хулиганы уже ломятся. Подоспела конная полиция, но и она не сумела разогнать горе-зрителей.

Опять выручили пожарники: выставили они в окна шланги и мощными струями ледяной воды остудили горячие головы.

Теперь, уважаемые господа репортеры, вы понимаете, почему я нынче не столь часто, как в молодости, езжу за границу. К тому же, честно говоря, в России интересней выступать — зритель у нас настоящий, тонкости атлетики понимает.

Спасибо, господа хорошие, за внимание к моей скромной персоне. Я прощаюсь, скоро мой выход...

Журнал «Геркулес» (№ 16) опубликовал автобиографическую заметку Ивана Шемякина. Она кончалась словами: «Не тянет меня за границу. Вот только иногда хотелось бы одним глазком посмотреть на бой быков в Мадриде, да как выйдешь на крыльцо своего собственного домика в Полтаве, сядешь на ступеньки и невольно сам себе скажешь:

«Никуда я за границу больше не поеду. «И дым отечества нам сладок и приятен»».

...Красноречивые признания!

Еще Лев Толстой сказал: нельзя жить ради самого себя, ради своего блага — и существование потеряет смысл, и блага не достигнешь. У всякого из нас есть цель великая — Россия, ее величие. Давайте каждый на своем месте укреплять ее славу и могущество, тогда цель жизни вполне осуществится.

Людвиг Чаплинский

«Факт — фундамент истории»— с этой истиной спорить не приходится. На один грустный и трогательный факт мы натолкнулись, перелистывая дореволюционные выпуски журналов и газет. В начале января 1917 года появился некролог: богатырская фигура атлета, вокруг нее траурная рамка и символический крест, обозначающий в старых изданиях —«скончался». Под крестом надпись: «Погибший на поле брани Л. А. Чаплинский». И далее текст, автор которого И. В. Лебедев:

«Героическую смерть за Россию принял Людвиг Адамович Чаплинский. Это был пламенный, убежденный спортсмен. Один из чистейших людей в нашей атлетике...

Нельзя не признать его громадного значения в жизни русского спорта. Чаплинский всколыхнул атлетов и спаял их в одну громадную семью.

Мало того, он высоко поднял и за границей знамя русского спорта, заставив наших западных коллег считаться с тем, что скажет спортивная Россия. А это было не так легко. И удалось это Чаплинскому только благодаря его пламенному энтузиазму и железной воле.

О том, что Чаплинский был прекрасным атлетом,— говорить не приходится. Но еще дороже его рекордов способность зажигать окружающих бесконечной любовью к спорту, к атлетике.