Источник - [35]

Мысли Гарри, подстегнутые словами матери, понесли его в прошлое. К событию, которое случилось восемь лет назад. Алек Кайл был тогда на задании в Румынии, и ему нужно было уничтожить останки покоящегося в тех местах человека-вампира. Тибор Ференци был давно мертв, но часть его оставалась в этом мире, загрязняя его, загрязняя всякого, кто прикасался к этой его части. Кайл преуспел в выполнении своей задачи, сжег существо и уже собирался возвратиться в Англию, но в этот момент его захватили советские экстрасенсы. Тайно доставленный в Россию в особняк в Бронницах, где находилась в то время штаб-квартира советского отдела, он подвергся чудовищной процедуре промывания мозгов с использованием современных методов электроники. Они выкачали его сознание, в буквальном смысле слова опустошив его мозг вместе со всеми находившимися там сведениями. Дело не ограничивалось ослепительно ярким светом, резиновыми дубинками, таблетками, от которых развязывается язык, и тому подобными видами: все содержание его сознания было насильственным путем, без какой-либо необходимости, изъято — как выдергивают здоровый зуб — изучено и выброшено. В ходе этой операции советские телепаты получили необходимые им сведения — секреты своих противников — английских экстрасенсов. Когда операция была наконец завершена, Кайл был еще жив — точнее, в его теле поддерживали жизнь — однако мозг его был полностью опустошен и мертв. В момент отключения систем поддержания жизнедеятельности умерло бы и его тело. Его палачи, собственно, именно это и собирались сделать: дать ему умереть и выбросить труп где-нибудь в Западном Берлине. Вряд ли нашелся хоть один патологоанатом в мире, который смог бы выявить причину его смерти.

Вот такой был написан сценарий. Однако... пока Алекс Кайл оставался лишь живой оболочкой, лишенной сознания, Гарри Киф был, напротив, чистым сознанием, не обладавшим телом! В качестве бестелесного обитателя бесконечности Мёбиуса Гарри искал Кайла, нашел его, а остальное уже мало зависело от него. Природа не терпит пустоты ни в физическом, ни в метафизическом мирах. Пустой мозг Кайла взывал к какому-то содержимому. В результате сознание Гарри воплотилось в тело Кайла.

С тех пор... с тех пор случилось многое.

Гарри усилием воли изменил выражение своего лица и попристальней вгляделся в свое отражение в воде. Его (или Алека?) волосы были светло-русыми, густыми, вьющимися, однако за последние восемь лет они несколько поредели и мазки седины стали довольно заметными. Пройдет еще немного времени, и седина полностью перекроет естественный цвет волос — а ведь Гарри еще не исполнилось и тридцати. Его глаза не просто светло-карие, а прямо-таки медовые — очень большие, умные и (что было действительно странно) невинные. Даже теперь, после всего, что он увидел, узнал и пережил, взгляд оставался невинным. Можно было бы сказать, что у некоторых патологических убийц отмечается точно такой же взгляд, но в случае Гарри он был действительно таковым. Он не напрашивался на те задания, которые ему пришлось выполнить. Он не собирался делать то, что ему приходилось делать.

Зубы у него были крепкими, хотя и не идеально белыми, не слишком ровными; линия рта, обычно чувственная, могла становиться жесткой или даже жестокой. У него был высокий лоб, на котором он время от времени высматривал морщинки. У того, старого Гарри, было довольно много морщин на лбу, но сейчас их не было видно.

Что касается остальных частей тела Гарри, то они были в хорошем состоянии. Ну, может быть, самую чуточку с излишним весом. Правда, при его росте это было практически незаметно. И уж во всяком случае, незаметно для Алека Кайла, который занимался в секции в основном сидячей работой. Для Гарри, правда, это имело значение. Ему хотелось довести обретенное тело до совершенства, до пика формы. В принципе, это было неплохое тело сорокалетнего мужчины, но было бы лучше, если бы оно было телом тридцатилетнего мужчины — самого Гарри.

— Что с тобой опять творится, Гарри? — спросила его мать. — Что тебя беспокоит, сынок? Опять Бренда и маленький Гарри?

— Глупо было бы оспаривать это, — печально ответил он, несколько раздраженно пожав плечами. — Ты ведь ни разу не встречала их, да? Ты же знаешь, что он мог бы поговорить с тобой, но... я так и не могу понять, что с ним случилось. Одно дело — потерять кого-то, пусть даже не одного, а двух человек, — но совсем другое дело — оставаться в неведении относительно того, что случилось. Он ведь мог сказать мне, куда забирает ее. Мог изложить свои аргументы. В конце концов, я ведь не виноват в том, что она была такой, какой была, верно? А может быть... — и вновь он пожал плечами, — просто не понимаю...

Его мать слышала все это не раз. Она понимала, что он имеет в виду, умела дополнить недоговоренное, умела извлекать содержание даже из тона его голоса. Пока все было нормально, он, как правило, разговаривал с ней вслух, ясно и отчетливо, хотя в этом не было нужды, поскольку он являлся некроскопом (да, некроскопом, то есть человеком, который умел общаться с умершими). И потому, что она была мертва, мертва с того времени, когда Гарри был еще младенцем.