Истины бытия и познания - [91]

Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали, что их учение не догма, а руководство к действию, в том числе руководство и в области социального познания. Весь дух марксизма-ленинизма воззывает отказаться от такого «познания», когда законы объективной реальности «открываются» в старых и пыльных фолиантах, а не путем исследования конкретной действительности, и истинность этих законов доказывается ссылками не на реальные факты, а на авторитеты.

XXVI съезд КПСС также подтвердил это требование, призвав обществоведов отказаться от схоластического теоретизирования и доказательства уже доказанных жизнью истин^{209}.

Такого развернутого определения, как для понятия «капитал», К. Маркс понятию «собственность» не оставил. Приходится поэтому собирать сложную архитектонику дефиниции собственности по крупицам, восходя постепенно от наипростейших определений к более сложным. Речь не идет о вербальном протоколе, формально фиксирующем родовые и видовые признаки. Необходимо найти понятие собственности, раскрывающее ее сущность.

Лежащее на грани обыденного сознания, первичное понимание собственности состоит в отождествлении ее с вещью. «Продукт есть собственность капиталиста»^{210}, — пишет К. Маркс. Чувственно-осязаемый предмет есть чья-то собственность. Следовательно, собственность — это предмет, вещественное тело, какой-либо материальный объект. Однако абсолютизация вырванных из контекста слов К. Маркса в качестве истин последней инстанции чревато двумя отрицательными последствиями. Во-первых, отождествлять собственность с вещью — значит бросить якорь в мелководье (здравого смысла), затормозить ход познания на уровне первичных чувственных признаков. Во-вторых, марксовское понимание собственности оказывается произвольно ограниченным лишь самым абстрактным ее определением, общим представлением, с которого лишь начинается восхождение мысли К. Маркса к сущности отношений собственности.

Действительно, стоит только прочесть эти слова в контексте всей работы К. Маркса или хотя бы поднявшись на абзац выше и опустившись на полстраницы ниже, чтобы увидеть, что К. Маркс весьма далек от мысли отождествлять собственность с вещью. Это видно даже из следующего высказывания: «Продукт — собственность капиталиста — есть известная потребительная стоимость: пряжа, сапог и т. д.»^{211}. Собственностью является не просто вещь и ее природные «телесные» свойства, а ее общественные параметры, в частности: потребительная стоимость. Вещь — это диагностический признак собственности, здесь лишь симптом, а не факт.

Считать вещь собственностью, точнее, понимать под категорией «собственность» вещь было бы вопиющим согрешением против истины. И нет оснований приписывать такую точку зрения К. Марксу. Да, К. Маркс пишет: «С течением времени военная и духовная знать вместе с общинной собственностью узурпировала и связанные с нею повинности. Труд свободных крестьян на их общинной земле превратился в барщинный труд на похитителей общинной земли»^{212}. И, казалось бы, что речь идет об «общинной собственности», которая есть общинная земля, т. е. пусть своеобразная, но вещь. Такой эффект достигается путем отвлечения от самой сути марксизма, требующей объективности, конкретности, полноты и всесторонности анализа. К. Маркс в следующем за приведенной цитатой предложении уточняет: «Одновременно с этим развились крепостные отношения»^{213}. Очевидно, что узурпация общинной собственности не ограничивается лишь узурпацией общинной земли, а — комплекс разрушительных деяний, направленных на разлом общинного способа земледелия и землевладения, есть разрушение общинных отношений земледельчества, на обломках которого строятся крепостные отношения, элементом которых является и отчуждение земли. Наивно было бы думать, если К. Маркс пишет «производство было основано на общинной собственности», то речь идет о вещи. Конечно же, нет! Общинная собственность — это, прежде всего, определенные отношения между людьми, обусловливающие их отношение к вещам, в частности, к земле. Можно считать отождествление собственности с вещью предельным упрощением, выхолащивающим всякое полезное содержание этой категории. Такое упрощенное представление превращает понятие «собственность» в простое слово обыденного сознания — этого места стока ходячих идей и предрассудков. В соответствии с таким упрощением слова К. Маркса: «…Первоначальная общая восточная собственность уже разложилась»^{214}, — надо было понимать как библейских размахов гниение несметного количества вещей, включая и земли, на огромнейших просторах восточных стран.

Но отклонять не значит отрицать. Кардинальное возражение вызывают два момента. Первый: стремление догматизировать связь собственности и вещи в качестве окончательного и полного признака дефиниции собственности. Второй: попытка выдать это представление за теоретическое понимание собственности.

За «здравым смыслом» остается полное право пользоваться понятием «собственность» по своему усмотрению, однако, не навязывая свою точку зрения науке. Да и вряд ли кто осмелится сегодня всерьез на такой шаг.