Истины бытия и познания - [49]

Шрифт
Интервал

Идеал линейно (механистически) понятого всестороннего развития наивностью родителей и домашним воспитанием не исчерпывается. При близком рассмотрении явно или скрытно звезда эмпирической всесторонности светит и над системой отечественного образования.

Школьник продолжает судьбу «всесторонне» развитого родителями дошкольника. Идеал реальной школьной практики и педагогики, чтобы не декларировалось теоретически, та же — всесторонне развитая личность, трактуемая еще более специализированно как совокупность как можно большего количества знаний. Олицетворением «всесторонности» становится максимальное наполнение ребенка всевозможными знаниями. «Широкая образованность», «энциклопедическая эрудиция» и пр. — голоса из того же хора «всестороннего развития». Сотни дисциплин и миллион разнообразной информации. Чем больше — тем лучше. Замучаю, но научу, потом еще спасибо скажет — таков лозунг отечественной школы. «Потом» означает, если эти знания когда-нибудь пригодятся. А если нет? Не знаю, кто и как это подсчитывал, но ходячим мнением уже стало, что получаемые в школе знания на 90 % потом оказываются бесполезными. Но критерий профессионального мастерства учителя и показателей школы — количество знаний. Чем их больше, тем ученик ближе к идеалу «всесторонне» развитого человека.

«Красивое знание» опять-таки по-нашему это не максимально большое количество знаний, а знания, которые дадут возможность человеку прожить счастливую жизнь. Счастье — это состояние, когда человек живет в согласии с собой, людьми и с миром. Для этого важно не количество, а качество знаний. Красота — та часть знаний, через которую оно превращает частную деятельность человека в нераздельную составную часть жизни общества и природы, включает человека в бытие мироздания не просто эмпирически, а как сущностную силу, осознающую свое место и значение в космосе. Если «педагогика — это общественный механизм связи поколений на векторе роста в людях гуманистического начала»>{85}, то красота — необходимая ее составляющая, ибо гуманизм сам по себе красивое качество человека.

Если под красотой представлять готовый набор рецептов, как тот или иной предмет сделать красивым, оставаясь этому предмету внешним и чуждым, то в таком отношении красота будет выглядеть особой отделенной от предметов и событий вещью, природа которой не имеет ничего общего с тем, что она должна сделать красивой. Такая трактовка красоты присуща миру конечных эмпирических предметов, событий и явлений. Но человек — сфера особая, в нем, как мы выше подчеркивали, есть метафизическое космическое начало, по отношению к которому неоткуда взять готовые рецепты красоты, ибо это начало сущности бытия. Здесь красота, чтобы не оставаться за пределами человеческой сущности, чтобы на деле быть красотой человеческого существования и сущности, должна быть внутренне присуща человеческой природе вообще. Дефиниции и дескрипции красоты будут в этом варианте выражением в формах мысли собственного развития человеком в себе человеческого начала, т. е. того, что делает людей людьми во все эпохи и времена. Красота школы, как и красота социума или человека, есть выражение собственного сущностного развития школы в нем самом. Метафизическая красота не привносится в школу извне политиками, реформаторами или мудрыми теоретиками. Красота есть имманентное школе проявление ее собственных сущностных характеристик. Создание красивой школы не означает ее модернизацию по рецептам мудрых теоретиков, которые не переступали порога школы, а теоретическое бытие тех, кто непосредственно в ней работает.

4. «Третий Кант», Или Кант — педагог

Творчество И. Канта принято делить на два периода: до критический и критический. Первый характеризуется созданием гипотезы происхождения солнечной системы, объяснением приливов (отливов), влиянием Луны и замедлением вращения Земли вокруг оси и другими работами в области научного познания. Второй этап — это разработка «критической философии», принесшей его автору славу великого мыслителя. Эти «два Канта» известны всем.

Но есть еще один Кант — повседневный, обыденный, здравомыслящий, о котором говорят лишь тогда, когда речь идет о странностях его личной жизни: от рождения слабое здоровье, не помешавшее, однако, прожить 80 лет; необычный распорядок дня и питания; чрезмерная регламентация всех дел; монотонная пунктуальность; отсутствие семьи и детей, не мешающие ему весьма категорично советовать, как учить и воспитывать детей, и прочие. Этот третий Кант отделен от первых двух и стоит особняком, выпадая из поля зрения и внимания исследователей его духовного творчества. Кант докритический — ученый. Критический — философ. Повседневный — обыватель Кенигсберга, остающийся в тени первых двух, тех, кто занят познавательной и творческой деятельностью. Последний занят лишь бытом и в дела первых двух вроде и не вмешивается. Но это не так, даже совсем не так. Третий Кант тоже мыслит, тоже рассуждает, тоже присутствует в творческой биографии как самостоятельная интеллектуальная позиция. Кант-обыватель не просто биологическое тело, прислуживающее первым двум, а самостоятельный мыслитель. Показать особую позицию «третьего Канта» по отношению к двум знаменитым его ипостасям — задача данной статьи. Для демонстрации мы выбрали область деятельности Канта, которая по непонятной причине тоже остается мало исследованной — педагогику. Странность в том, что, во-первых, Кант всю сознательную жизнь проработал педагогом, во-вторых, читал два десятка лет курс педагогики, в-третьих, написал в конце жизни (не завещание ли или не итог ли всей жизни?!) престранную статью «О педагогике», которая датируется 1803 годом. Об этой работе и пойдет речь, хотя «третий Кант» присутствовал в течение всей драматичной творческой жизни. Для «третьего Канта» можно было бы найти и множество других примеров, но этот показывает наиболее выпукло весь трагизм долгой однообразной жизни кенигсбергского мыслителя.


Рекомендуем почитать
Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.