Истины бытия и познания - [42]

Шрифт
Интервал

Представители сциентизма про эту область знают. Они пытаются обойти ее, унизив как что-то не заслуживающее познания, как бессмыслицу, бесполезную мелочь, не имеющую значимой ценности и недостойную серьезного внимания. Наука обижается напрасно. Здесь вины ее нет. Просто наука амбициозно ошибается в определении предела своего предмета. Она всесильна и незаменима везде, где есть порядок, системность, логика — какие угодно по степени сложности. Но в мироздании много такого, что невозможно выразить в форме истинных знаний (законов) науки, их можно познать лишь в форме истинных знаний философии, искусства, религии.

Та часть бытия, что имеет хаотичную асимметрию, окружает нас, в каждом из нас, важна для нас не менее, чем законы, открытые наукой. Любовь, милосердие, вера, воля — много такого, в чем, возможно, тоже есть моменты, доступные науке, но ими они не исчерпываются. В них есть много такого, что больше, выше, глубже, шире, чем доступно науке. Да и в любом явлении, охваченном наукой, можно обнаружить протуберанцы, выдавленные ею на периферию из-за их непригодности для научного мышления. Можно назвать по-всякому: иррационально, бессознательно, подсознательно, экстрасенсорно, трансцендентно, божественно — дело не в терминах, а в сущности дела. А суть проста: притязания науки на роль абсолютного познания, способного исчерпывающе охватить все стороны бытия, несколько преждевременны и преувеличены, точнее, вовсе не состоятельны. Философское, религиозное, эстетическое и другие формы вненаучного познания имеют право на существование наряду с наукой. Их предмет не может полностью покрываться научным познанием. Здесь познание может быть не просто отличным от научного, а даже диаметрально противоположным. И науке с этим придется смириться. Конечно, даже величайшая родительская любовь не может отменить законов гравитации и позволить человеку летать. Но она способна совершить такое, что никакая наука не сможет объяснить, например, самопожертвование — физическое или духовное. Наука тоже бессильна что-либо изменить в безрассудстве родительской любви.

Речь не о том, что есть формы познания, отменяющие научное, а о том, чтобы точно определить границы научного познания. В этом для науки ничего унизительного нет. Такая точность как раз в ее духе.

Речь и не о том, что эти разные формы познания разделяет пропасть. Научное познание, например, может быть изящным, как искусство, которое, в свою очередь, может быть строгим и точным, как наука, но не теряя при этом своей специфики, составляющей основу их качественного различия.

По искреннему убеждению авторов данного доклада предмет педагогики не может быть исчерпан лишь научными средствами и методами. Другими словами, педагогика больше чем наука, которая может охватить лишь ее отдельную сторону. Стремление сделать педагогику обязательно наукой значительно уменьшает ее предмет и зону действия.

Педагогика одной лишь научностью не исчерпывается, ибо сердцевину ее предмета образует человек, душа которого в основной части за пределами научного мышления.

Хорошо ли это, плохо ли, но наше общество за последние годы изменилось. На фоне политической, экономической, правовой динамики бросается в глаза малоподвижность, константность мировоззрения людей, консерватизм основ духовности. Хотя уже формально отменена «единственно верная, единственно научная, единственно истинная», добавим, единственно допустимая тогда философия идеологизированного марксизма-ленинизма, бывшая служанкой тоталитарного режима, каждый из нас, бывших граждан СССР, продолжает жить, мыслить и чувствовать в рамках якобы несуществующего философского мировоззрения. Бутафорные изменения декораций (цепь церквей и мечетей, сексуальные и нравственные вольности, плюрализм симпатий и высказываний) мало что изменили в мировоззрении людей, которые так и продолжают оставаться духовно теми же личностями, что и были. Это не удивительно. Мировоззрение образует «ядро», сердцевину индивидуального «Я». Изменение в мировоззрении изменяет «Я» («самость») человека. Разрушение мировоззрения является для человека разрушением его «самости». Легче сдвинуть гору с места, чем перейти к качественно новому мировоззрению, ибо это значит, во-первых, потерю своего «Я» (того самого, с которым человек живет с раннего детства)>{81}, во-вторых, формирование нового, совсем иного «Я», что означает возникновение новой личности, нового субъекта. Для такого «скачка» нужно событие, равное по силе «чуду», нечто потрясающее, грандиозное, чрезвычайно маловероятное.

Поэтому как бы не хотели и не спешили, нынешнему поколению российских граждан придется доживать со своим старым «Я», т. е. старым мировоззрением, которое и будет, в основном, определять и чувства, и мысли, и слова, и дела. Социалистическая философия марксизма-ленинизма умерла общественно, но осталась как ядро индивидуальных человеческих «Я», и в таком качестве она умрет не скоро, а рецидивы ее социальной реанимации будут наблюдаться достаточно долго.

Но смена социальных реалий не может не повлиять на самоощущение и самосознание людей, которые хоть и болезненно, но начнут меняться не только в проявлениях (феноменально), но и в своей мировоззренческой сущности (ноуменально).


Рекомендуем почитать
Постанархизм

Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.