Истинный д’Артаньян - [3]

Помимо художественных произведений, А. Дюма писал и исторические очерки, вся беда которых состоит опять же в том, что они написаны живым, доступным языком, способным зажечь любого читателя, а не только историка-профессионала. Доступность изложения отнюдь не означает поверхностности самого исследования. По части анализа источников и обоснованности некоторых выводов Дюма ни в чем не уступал историкам-профессионалам своего времени, тем же Ж. Мишле или О. Тьерри. Другое дело, что с тех пор история шагнула вперед, осваивая все более новые методы и обнаруживая неизвестные ранее документы, и потому многое в представлениях историков XIX века кажется теперь устаревшим. Тут ничего не поделаешь. Это естественный ход исторического познания, который вовсе не должен ставить под сомнение добросовестность исследователей предыдущих поколений.

Один из ведущих российских исследователей творчества А. Дюма, президент существующего с 1992 года Российского общества друзей Александра Дюма М. И. Буянов поставил в свое время перед собой задачу проверить достоверность событий, фактов и реальность существования исторических лиц, во множестве описываемых Дюма в его книгах «Путевые впечатления. В России» и «Впечатления о путешествии на Кавказ». И что же? Оказалось, что за исключением ряда погрешностей в именах и названиях, ошибок в указании дат отдельных событий, естественных для незнакомого с русским языком иностранца, основной массив данных Дюма подтверждается историческими документами, материалами архивов и т.п.7 Более того, анализ текста показал, что Дюма не просто записывал свои собственные впечатления об увиденном, но предварительно знакомился со всеми доступными тогда исследовательскими публикациями о тех местах, в которые направлялся. Сходную оценку «Путевых впечатлений» дает в предисловии к их русскому изданию М. С. Трескунов, ссылаясь при этом на специальное исследование А. Жуковской8.

Отношение современных историков к «серьезности» исторических романов А. Дюма меняется. За последнее время появился целый ряд публикаций, подчеркивающих, что в художественном произведении на исторические темы важнее правильное изображение «духа времени», атмосферы, в которой развивалось то или иное историческое событие, нежели дотошное следование хронологии и точность передачи имен исторических лиц. Г. А. Сидорова в статье «Этика истории в произведениях А. Дюма»9 подробно анализирует несколько примеров отклонений сюжетов романов А. Дюма от документально засвидетельствованных событий и доказывает, что подобные отклонения «соответствуют самому жанру приключенческого романа, но при этом художественная логика не противоречит логике исторического развития».

А. Моруа в свое время написал: «...цель искусства не в подражании действительности, а в преобразовании ее или даже в искажении ее с тем, чтобы вызвать у публики определенные эмоции»10. К этому следовало бы добавить, что эмоции при чтении исторического романа не должны, наверное, идти вразрез с тем самым «духом эпохи». Именно такая согласованность создает эффект жизненности персонажей и реальности происходящего, сохраняя при этом верность представления об описанном времени, о живших тогда людях. Короче говоря, согласие Романа и Истории зависит от точности пера автора, от его исторической интуиции.

А интуиция Дюма-историка в описании исторических персонажей просто поражает. Когда читаешь книгу Ж.-К. Птифиса, невольно ловишь себя на мысли, что Дюма, в соответствии с жанром порой позволявший себе изменения времени и места действия, нигде не погрешил против истины в описании самих исторических персонажей. У Куртиля авантюрист д'Артаньян не особенно напоминает того д'Артаньяна, который встает перед нами при чтении приводимых Птифисом документов. Зато те, кто хорошо помнит трилогию Дюма, не могут не узнать в историческом описании с детства знакомых персонажей: юного Людовика XIV, едва приступившего к управлению государством, Фуке, Кольбера и конечно же самого д'Артаньяна. После книги Ж.-К. Птифиса очень интересно перечитать «Виконта де Бражелона», например главу «Тайная вечеря», описывающую сомнения Фуке и его близких перед поездкой в Нант. Конечно, развитие действия несколько переиначивает реальный ход событий, оно становится более обостренным, сценичным. Но мелочи, из которых складывается портрет жизни, остаются те же: Пеллиссон и Гурвиль, убеждающие Фуке бежать, расчет на силу крепости Бель-Иль, посланцы короля, до последней минуты требующие у суперинтенданта денег, слово, переданное им друзьям: «Сент-Манде»... Д'Артаньян, едва не упустив Фуке, настиг его в Истории вместе с отрядом мушкетеров на улицах города. В Романе д'Артаньян в одиночку нагоняет Фуке на дороге, после чего они состязаются в благородстве, относясь друг к другу с уважением, которое пристало порядочному человеку даже тогда, когда приказ короля заставляет его делать что-то, противное его пониманию порядочности и честности.

Д'Артаньян в Романе рассуждает так: «Я знаю, что ответит король, и я заранее склоняюсь перед его словами: „Государственная необходимость“. Ну что ж! В моих глазах это причина, достойная величайшего уважения. Я солдат, и я получил приказание, и это приказание выполнено, правда, вопреки моей воле, но выполнено. Я умолкаю». Можно ли представить себе, что реальный Шарль де Бац-Кастельмор д'Артаньян произнес или хотя бы подумал бы такие слова? Судя по книге Птифиса, вполне...