Истина о мастерстве и героизме - [25]

Иудеи эквитом Пилатом, должен был доставлять такое беспокойство.

Совершенно обычная, казалось бы, процедура.

Но не в этот раз. Слишком много фарса, слишком много страданий для обычного преступника. Насколько центурион понимал, высшее жреческое сословие из местных уделяло активное внимание казни. Более того, среди солдат ходили слухи, что именно с их подачи Пилат принял такой жесткий приговор.

Совершенно дикая для образованного Рима экзекуция была не похожа ни на что прежде. За день, предшествующей процедуре Лонгин сменил трех солдат, которые попросту устали избивать приговоренного.

На узнике не было живого места после всего того, что с ним сделали подопечные центуриона.

Вообще, обычно, Лонгину не было дела до каких–то там уголовников — он просто выполнял приказы и требовал от своих солдат выполнения оных же.

Но, что–то обычным сегодня и не пахло.

Когда толпа зевак встретила изувеченного преступника своим оглушающим ревом для сопровождения на казнь.

Более диким выглядело то, что по решению Пилата и жрецов узник должен был проделать путь к месту казни с огромным крестом на спине, на котором тот, впоследствии должен был быть распят.

Боже, как этот человек ещё шёл? Откуда он брал силы? Немыслимо.

Его сопровождала дикая толпа, которая насмехалась над ним и кричала, кидала камни и проклятья в его адрес.

Процессия направлялась на Кальварию. Тут все и решится. Будь он проклят, но центурион, уже мысленно желал смерти этому несчастному. И воспринимал её как избавление от физических и моральных издевательств.

Апогей безумия настал, когда человека уложили спиной на крест. Большие строительные ржавые гвозди были приставлены к его ладоням и голеням и местный плотник, совершив пару резких ударов молотом, пригвоздил несчастного.

Под вопли обезумевшей толпы эту конструкцию водрузили на Кальварии. Преступник что–то прошептал.

Центурион не расслышал, только что–то, вроде: «… не ведают, что творят…».

Преступник долго не умирал. Он держался изо всех сил. Лонгин не понимал, как после всего прожитого, можно поддерживать в себе жизнь? Как такое может быть? Это было физически невозможно. Изувеченный и приговоренный к такой ужасной участи на кресте.

Толпа, насытившаяся зрелищами, постепенно стала расходиться. Оцепление из легионеров не давало пройти каким–то людям к преступнику, которые о чем–то молились, взывали к Богу и просили прощения у умирающего.

И тогда Центурион принял единственное верное решение.

Он подошел к одному из легионеров и попросил у него копье. Солдат выполнил приказ непрекословно.

Лонгин встал напротив несчастного. Это было удивительно, но преступник находился в сознании. Его взгляд встретился со взглядом центуриона.

— Кай. — Чуть слышно прошептал обессиливший голос узника. — Что ты делаешь, Кай?

Он знал его имя.

— Я спасаю тебя, преступник. — Ответил Лонгин и метко пронзил копьем сердце несчастного. — Смерть, может быть избавлением.

Совершенно невероятным фактом было то, что уже после смерти человека в разуме Центуриона послышалась брошенная фраза:

— Ступай в свете, Кай, всегда ступай в свете.

А потом пошел сильный дождь. Тучи заволокли небо. Ветер стал очень холодным и молнии хлестали повсюду. Каких–то из его солдат убило разрядами, и каких–то местных. И только мертвый преступник и центурион на небольшом пятачке возле того самого места, где первый был распят были не тронуты ни молниями, ни ветром, ни дождем.

А потом снова встало солнце.

А ещё спустя время Лонгин видел воскресение этого странного и спокойного человека среди первых из центурии, со своими солдатами возле места захоронения.

И отказался лжесвидетельствовать перед всеми, ибо уверовал.

И он, и некоторые солдаты его, что уверовали, гонимы были префектом, лишены всех должностей и почестей.

И, вот, загнанные в угол на краю Иудеи, и настигнутые большим количеством верных префекту псов, Центурион Кай Юлий Лонгин и его небольшой отряд принял свой последний бой. И был смертельно ранен и обезглавлен.

И голова его была выброшена в Иерусалимскую навозную кучу в назидание непонятно кому и зачем.

И попал он в безвременье.

Но, дух его, гонимый силой веры не находил покоя.

Он являлся многим проповедникам и даже ученикам того самого преступника.

За это время он сам стал носителей той истины, которую принес этот несчастный человек.

Но шло время. И пыль его замела следы истины и те знания, которые проповедовал несчастный святой пророк, заволокло мглой.

Люди не поняли всего, и исказили все святое. Любую неточность и двусмысленность трактовали в угоду власти и пороку.

И тогда Лонгин пришел к ещё одному святому. И даровал ему откровение.

Как же он переживал, когда после смерти этого нового проповедника люди так же взбунтовались в борьбе за власть. Извратили светлые идеи.

Только убийство и кровь.

Здесь в безвременье Лонгин встретил двух этих святых у маленького костра. Он знал их имена — Магомет и Иса. Они были задумчивы и молчаливы.

— Я прошу вашего совета. — Тихо обратился дух центуриона к святым. — Мне кажется, что я совершил ошибку.

— Нет, это не ошибка, Кай. — Отвечал Иса. — Понимаешь, так получилось, что человеческая природа даже в благочестии стремится к порокам. Мы не хотели навязывать что–то. Просто для многих это было спасением, а для кого–то просто удобно. Но, если хотя бы один из тысячи поймет, то не все потеряно, понимаешь?