Истина о мастерстве и героизме - [20]
Виталик читал про него. Это был миссионер–путешественник, который нес слово Христово на Русь ещё до того, как государственной религией было принято Христианство. Как минимум это была очень интересная личность.
— Куда мы идем, Путешественник? — Задал свой вопрос наконец–то, Виталик, когда ему надоело любоваться пустынями.
— Не так уж и много я путешествовал. — Пробубнил себе под нос Торвальд. Он хитро улыбнулся.
— Понимаешь, ли, парень. — Продолжил викинг. Надо тебе тут кое с кем переговорить, перед тем как принять решение.
— Какое ещё решение?
Виталик и Торвальд понимали, что каждое слово, сказанное в ответ на вопрос Виталика будет порождать ещё один вопрос и, соответственно, очередной ответ. Поэтому Путешественник решил взять диалог в свои руки и начал говорить.
— Делов ты натворил, парень многих. Ты пойми — там, в миру, ты ещё не умер, лежишь на больничной койки и ждешь. Ждешь своей участи. По нормальному стечению обстоятельств, ты бы уже должен умереть, но…
— Что, но? — Переспросил Виталик, после долгой паузы викинга.
— Но, сразу, к сожалению, ты не скончался там, в приюте. Молва о тебе уже расползлась по миру. Люди разные поют дифирамбы, превозносят. Патриарх уже тебя к лику святых заочно готов определить. Молиться на тебя все будут.
— Вот, дела… — Протянул Виталик. Я же крещён в старой вере.
— Да это не важно. Вера, что старая, что новая, что языческая — все одно. Ежели ты в добро веруешь — верь.
Виталику эти слова показались, непонятны, он просто продолжал слушать.
— Ну, так вот. И люди в тебя уже как бы поверили. Представь, жизнь их насыщенна обыденностью, злобой и несправедливостью. И тут, — на тебе, герой–спаситель. Собой пожертвовал ради многих. Ради сирых и убогих, что забыты. Резонанс колоссальный. И вера их в тебя питает твое тело там, в миру, в больнице.
— Что, неужели питает прямо так, чтобы полностью сгоревший и изувеченный человек, мог жить? Колдовство какое–то. — С недоверием ответил Виталик.
— Ну, колдовство, по сути, и есть часть веры. Когда очень сильно хочешь чего–то, то веришь в это. По особенному настраиваешься и все получается.
— Что–то не похоже. — Прокомментировал дух. Как раз наоборот получается.
— Ну, так не без этого. Просто когда человек настраивается на что–то, не всегда может разум свой освободить для достижения цели. Наоборот разочаровывается и закрывает все. И получается — вот она мечта, только руку протяни, ан нет, внутренние убеждения не дают. Тут точно так же. Но в твоем случае все идет, как по маслу питают тебя люди верой своей. О тебе даже ваш главный, как его там… — Торвальд запнулся.
— Президент? — спросил Виталик.
— Точно, президент, стало быть, говорил о тебе. По всем телевизорам и интернетам уже раструбили. За тебя уже и мусульмане, и католики молятся. А это представляешь, какая силища–то, а? Огромная сила. Особо упертые, вообще, тебя спасителем называют.
— Ну, это уж басни!
— Вот, тебе и басни. Ну, а ежели ты умрешь все же, след веры из тебя сделает слепок в сознании людей и будут почитать тебя как святого, и будешь ты как один из этих… — Торвальд кивнул куда–то в сторону пустыни. Виталик понял, что речь идет об Иисусах.
— А, кстати, что с Иисусами–то? Я, ведь, вообще не понял ничего.
— А, ну так это. Чего тут не понятного–то? — Как само собой разумеющееся ответил Торвальд. Люди верят в спасителя, но все по–разному. Вот и наплодили, грешники. Тот, кто к тебе первым подошел — ваш, старообрядческий. Тот, кто по–больше, уже новый. Самый большой — католический. Ну, а толпа маленьких это всякие местные — китайские, африканские, пятидесятники и так далее.
— Разве такое может быть? Я думал, что Иисус один и все в него по–разному верят. — Сомневался Виталик.
— Ну, как же он один может быть, Иисус–то? Когда католики православных режут, молятся по разные стороны, вот они здесь оба силу и набирают. Ну и что, что о добре молятся? Получается, что все по–разному все равно. Ну, а так — результат на лицо. Сколько течений, столько и богов.
— Так, они что же Боги разные что ли? — Виталик переваривал удивительную информацию. И что все добро проповедуют?
— Да, в общем–то, ничего плохого в этом бы не было, если бы люди из–за этого не грызлись бы. — По–отечески отвечал Торвальд. Это что, тут ещё несколько Аллахов, Магометов, Будд, хотя последних и может быть очень много. Короче, весло тут.
— Ну, а кто же настоящий из них?
— А нет среди них настоящего. — Поучительно отвечал викинг. Настоящий человеком был, как и Магомет и Али. Живут тут неподалеку все. На скалах. Давно их не видел. Все грустят, что люди не поняли ничего. Сами–то они, видишь ли, книг никаких не писали, а только добро проповедовали, но только за ними толпа ходила всякая и ученые всякие, которые все записывали. Но это, когда один записал — одно дело, а когда оно через сотни лет прошло, да уже после смерти, да через десятые руки. Тьфу. — Торвальд сплюнул.
— Понятно. — Протянул Виталик.
— Да, ничего тебе не понятно. — Смешком ответил Торвальд. Мне и самому порой кажется, что ничего не понятно.
Пейзаж вместе с тем начал ощутимо меняться. Впереди показалась пропасть. Как будто пустыня представляла собой пирог, а от него взяли и отрезали кусок. И в эту пропасть походу Торвальд вел одинокую душу.
Двое ребят покидают стены детского дома и выходят в новую взрослую самостоятельную жизнь. Их крепкая мужская дружба преодолевает все жизненные трудности. Но один из них погибает, и второй впадает в глубокую депрессию. С ним происходит нечто странное: он обретает «трехуровневый» разум, начинает видеть привидения, предвещать смерти и многое другое. Ему советуют обратиться к психотерапевту. Вскоре парень понимает, что изначально являлся не таким, как все, и начинает жить совсем другой жизнью…
Странная связь обнаруживается между восемнадцатым и двадцать первым веками. Нить времени тянется из одной эпохи в другую, таинственным образом сплетая судьбы четырех молодых людей — двух адептов ордена Розенкрейцеров в Германии и пару из современного Санкт-Петербурга. София и Константин ничего не смыслят в алхимии и каббале, но им придется столкнуться с непонятными и пугающими вещами: реинкарнацией душ, легендами о древних артефактах, Древе Жизни и конце света.
Интернет-легенда о хаски с чудовищной улыбкой может напугать разве что впечатлительного подростка, но хаски найдет средства и против невозмутимого охранника богатой дачи…
В книге впервые собраны мистико-фантастические рассказы Е. А. Нагродской (1866–1930), одной из самых популярных писательниц дореволюционной России, автора нашумевших в то время эротических бестселлеров и произведений о женском «раскрепощении» — а также, несмотря на устоявшуюся «бульварную» репутацию, писательницы оригинальной и бесспорно заслуживающей внимания.
Весь вечер Лебедяна с Любомиром, сплетя перста, водили хороводы, пели песни и плясали в общей толчее молодежи. Глаза девицы сверкали все ярче и ярче, особенно после того, как Любомир поднес ей пряный сбитень. Пили его из общего глиняного кувшина и впрогоряч. Крепкий, пьянящий напиток разгонял кровь и румянил щеки, подхлестывая безудержное веселье и пробуждая силы для главного таинства этой ночи. Схватившись за руки крепче прежнего, молодые прыгали через костер, следя за тем, как беснуются сполохи смага, летя вослед.
Оконченное произведение. Грядет вторая эра воздухоплавания. Переживут ли главные герои катаклизм? Что ждет их в новом мире? Открытие забытых небесных островов, продолжение экспансии островитян, восстания челяди,битва держав за место под солнцем на осколках погибающего континента. Грядущий технологический скачек, необычная заморская магия, новые города, культуры и жизненный уклад содрогнут когда-то единую Некротию...