Истерия СССР - [9]

— Я знаю, — сказал однажды Мишин, — почему корабль назвали «ЮГ». Ведь так, если посмотреть, он ничем не отличается от «Севера». Назвали бы «Север-2»…

— Ну и почему? — поинтересовался Федоров.

— Это в честь того, настоящего, — сказал Мишин. — Помнишь, я тебе говорил?

Федоров вспомнил: действительно, инициалы совпадали.

Мацкявичус, сидевший за соседним столиком, резко отодвинул от себя недопитую чашку кофе и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

— Вальдаса совсем не узнать, — уныло произнес Мишин.

— Его можно понять, — возразил Федоров, — ведь он целыми днями работает. Это мы с тобой валяем дурака… Кстати, завтра в десять вызывает Генеральный.

Действительно, В.П. Королев чувствовал, что в отряде начинает твориться что-то неладное. Сам он несколько дней назад вернулся из Семипалатинска, где имел весьма неприятный разговор с представителем Правительственной комиссии, отвечавшим за морально-психологическую подготовку космонавтов.

Фамилия этого человека была Пашутин; в свое время он не без успеха учился в Хабаровском пединституте, а затем закончил Высшую партийную школу. К моменту разговора Пашутину едва исполнилось пятьдесят лет.

— Виктор Павлович, — сказал Пашутин, — буду с вами откровенным: товарищи из ЦК недовольны. Есть мнение — предупредить вас о неполном служебном соответствии.

— Нельзя ли поконкретнее, Андрей Кузьмич? — сказал Королев мягко.

— По моим сведениям, — сказал Пашутин, роясь в каких-то бумагах, — в отряде изменилась атмосфера, и изменилась не в лучшую сторону. Во-первых, — он поднял голову, — Федоров и Мишин. Их отношения приняли характер, я бы сказал, далеко зашедшего панибратства. В то же время показатели этих космонавтов с каждой неделей падают.

Он пододвинул к Королеву листок бумаги с аккуратно расчерченной таблицей.

— Взгляните сами: если, скажем, здесь еще худо-бедно 9, то тут (Пашутин ткнул пальцем в таблицу) уже 7! А что же мы с вами, Виктор Павлович, будем иметь через неделю?

— Понимаете, Андрей Кузьмич, — спокойно начал Королев, — мы называем это предстартовой депрессией, или, если брать более широко, предстартовым синдромом…

— Вы мне тут зубы не заговаривайте! Предстартовый синдром! — оборвал его Пашутин. — Вы лучше посмотрите на вашего Мацкявичуса: ни с кем не общается, не получает ни писем, ни посылок, да и сам не пишет никому!

— Но ведь переписка запрещена… — попытался возразить Королев.

— Это вопрос отдельный, — отрезал Пашутин, — и не нам с вами его решать!

Королев не нашелся, что ответить. Его бесило, что какой-то партийный чиновник, пусть даже высокопоставленный, позволяет себе разговаривать с ним таким тоном.

Пашутин собрал со стола бумаги и сложил их в толстую кожаную папку с золотым гербом СССР на обложке.

— У вас есть неделя, Виктор Павлович, — подытожил он, с трудом выбираясь из-за стола.

Они холодно попрощались.

В своих записках Сергей Федоров не приводит никаких подробностей о последовавшем разговоре В.П. Королева с членами отряда. Возможно, мы так никогда и не узнаем, что говорил в то утро Виктор Павлович космонавтам, какие слова нашел он, чтобы восстановить их пошатнувшиеся отношения, вселить веру в успех…

На распутье…

«ЮГ» по дороге на стартовый стол. За штурвалом корабля Вальдас Мацкявичус.

Нелюдимый прежде Мацкявичус теперь все свое свободное от предполетных тренировок время проводил вместе с товарищами — их часто можно было видеть на спортивной площадке неподалеку от жилого корпуса.

До старта «ЮГа» оставалось три дня, когда случилось несчастье: Федоров, играя с друзьями в волейбол, сломал ногу и, прикованный к постели, вынужден был оставаться в своей комнате.

Поскольку по сложившейся традиции и Федоров и Мишин должны были присутствовать при старте «ЮГа», а нынышнее состояние Федорова это исключало, то перед Королевым возникла дилемма: либо перенести старт до времени выздоровления Федорова, либо пойти наперекор традиции и отправить Мацкявичуса на космодром одного. Королев позвонил в Москву и переговорил с секретарем Пашутина. Мнение Центра было однозначным: запуск «ЮГа» не откладывать ни на секунду.

Сергей Федоров вспоминает:

«Поздно вечером перед стартом Валя зашел к нам попрощаться. Я лежал в гипсе на кровати в углу комнаты, Мишин и Мацкявичус сидели рядом со мной на стульях. Мы проговорили до самого отбоя; когда Вальдас уходил, Мишин сказал:

— Мне кажется, у него все получится.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Рано утром меня разбудил Мишин:

— Автобус уже подали, сейчас Генеральный выйдет.

Моя кровать стояла далеко от окна, и я не мог видеть происходящего во дворе. Мишин же сидел у самого окна, и ему все было видно хорошо.

— Андрей, — предложил я, — давай передвинем мою кровать к окну, я тоже хочу посмотреть.

Мишин согласился. Он подошел к моей кровати и дернул за нее. Я вскрикнул от внезапной боли.

— Поехали, — сказал Мишин. К сожалению, оказалось, что кровать наглухо привинчена к полу, и Андрей, несмотря на отчаянные усилия, так и не сумел сдвинуть ее с места. Тем временем за окном послышался шум уходящего автобуса.

— Всё, — сказал Мишин. — Теперь ты у нас номер один».

Полет Вальдаса Мацкявичуса действительно оказался в своем роде эталонным: корабль в расчетные сроки прошел нижние, а затем и верхние слои атмосферы и успешно вышел на околоземную орбиту. Оказавшись на орбите, «ЮГ» совершил несколько оборотов вокруг своей оси и начал спуск. Люди, собравшиеся в Центре управления полетами, с волнением следили за показаниями приборов. Автоматика работала безукоризненно. Правда, Королева несколько настораживала подозрительная тишина, царившая в эфире с самого момента старта. Он попытался успокоить себя, вспомнив, что Мацкявичус по характеру вообще очень неразговорчив, но чувство тревоги не покидало Генерального конструктора.