Исследования о самовольной смерти - [38]

Не в надругательстве над бездушным телом, не в лишении силы духовного завещания можно и должно искать средство удержать от самоубийства. Всё эти меры едва-ли из ста раз в состоянии один раз удержать руку самоубийцы и предупредить самовольное лишение жизни, а между тем всею своею тяжестью обрушиваются на голову ни в чём не повинных родных и близких самоубийце лиц. Как тяжело матери, или старику отцу видеть, как тело его сына с бесчестием зарывается в таком месте, куда и прийти то поплакать над могилою неудобно и стыдно. А чем виноваты друзья, слуги, жена, дети самоубийцы, которым он завещал свои богатства и у которых закон отнимает их, считая завещание ничтожным? Поборники наказания за самоубийство видят в этом наказании лишь предупредительный характер, но есть и теперь еще писатели, которые осмеливаются требовать наказания за самоубийство во имя общих идей нравственности и уголовного права, а именно как возмездия за преступление, как исправления преступника и устрашения других, намеревающихся совершить то же преступление. Так недавно еще в своей статье о самоубийстве Н. А Невзоров[98]) говорил следующее: «кто признает бессмертие души, а так же то, что душа по смерти всё помнит, сознает, для того наказание самоубийц получает характер возмездия. Для души должно «быть несомненно тяжело, что телу, с которым она была соединена, не оказывают почестей». С этой религиозной точки зрения Невзоров признает целесообразным налагаемое статьею 1472 уложения на самоубийц наказание. Но можно-ли разделять его взгляды? Не позволительно-ли задаться вопросом, имеет-ли право человеческое законодательство судить и наказывать душу человеческую, представшую уже пред Судьею Небесным? Ведь и наше уголовное судопроизводство в ст. 16-ой и практика угол. кассац. департамента Сената вполне определенно высказывают, как общее правило, что уголовное преследование лица умершего не мыслимо. А между тем новейшие писатели, рассматривающие вопрос о самоубийстве с религиозной и нравственной стороны, требуют не только преследования, во и наказания лиц уже умерших. Не служит-ли это доказательством, что эти писатели хотят возвратиться к воззрениям давно отживших времен. Может быть ради устрашения они станут защищать английский закон, (до сих пор не отмененный, однако никогда не применяемый), в силу которого самоубийц должны хоронить с колом вбитым в голову?! Но мы позволим себе прямо осуждать эти суровые и бесцельные законы. Мы не можем не пожелать, что бы статья 923 уст. врачеб. была отменена, а постановления уложения о самоубийстве вовсе исключены из уголовного кодекса. Мы вместе с профессором сенатором Таганцевым не можем усмотреть в самоубийстве существенных признаков всякого преступления, «нарушения юридической нормы, ограждающей чужое благо от посягательства на него со стороны постороннего лица». Признавая даже, что самоубийство часто может являться актом безнравственным и почти всегда греховным, когда человек, покидая добровольно жизнь, оставляет за собою не оконченные творения, не сведенные счеты, не выполненные обязанности по отношению ближних людей и общества или государства, мы однако решительно не можем признать самоубийство преступным деянием, влекущим за собою какое бы то ни было наказание.

Область христианской религии и нравственности гораздо шире, чем область уголовного права и не всё то, что греховно может быть наказываемо светским судом. В самоубийстве очень часто нет посягательства на чужое благо. Жизнь человека, говорят, принадлежит не ему одному, но он должен жить и для близких, родных, для общества, для государства, даже для всего человечества. Христианская религия указала человеку на широкие задачи, которые он должен неустанно преследовать в земной жизни. Стремясь к самоусовершенствованию, человек должен заботиться о том, чтобы улучшать материальное и нравственное благосостояние других. Он не может, если он христианин, утверждать, что у него нет цели в жизни. Нет такого момента, когда бы человек мог сказать: «теперь я исполнил всё свои обязанности, я достиг совершенства». А потому, лишая себя жизни, человек самовольно отказывается от служения благу людей и тем самым нарушает завет христианской религии о неустанном самоулучшении. Согласимся с приведенным религиозным воззрением на значение человеческой жизни. Но где же у светской или духовной земной власти те средства, которыми можно принудить каждого человека к нравственному усовершенствованию; где те законы гражданские и уголовные, посредством которых можно бы было каждого члена человеческого общества заставить всю жизнь посвящать исключительно на благо человечества?

А если нет таких законов, которые могли бы заставить человека осуществит при жизни цел ею христианского существования, то не может быть и речи о законах, запрещающих ему прекратить эту жизнь. Когда худой актер сознательно отказывается от исполнения трудной роли и скромно удаляется за кулисы, мы одобряем его скромность, почему же мы должны осуждать человека, который сознав, что вся его жизнь есть уклонение от нравственных идеалов христианина, решается скромно удалиться с арены жизни? Не потонули что он сознал свои недостатки. Или быть может потому, что, отчаявшись в своем исправлении и в возможности изменить условия своей жизни, он проявил бесхарактерность и отсутствие искренней веры в Проведение, при помощи которого всегда возможно исправление даже величайших преступников?! Пусть так; согласимся, что такой человек сделал бы похвальнее, если постарался бы жить и самоусовершенствоваться. Но всё же, лишая себя жизни, отчаявшись в возможности исправления, такой человек поступает лучше, чем иной, сознательно уклоняющийся всю свою жизнь от исполнения нравственных велении своей совести и всё таки спокойно доживающий свой век без всякого стремления к лучшим идеалам. А ведь против последнего законодательство бессильно. Безнравственного сибарита, лентяя, черствого эгоиста, скупого одинокого человека, вся жизнь которого направлена на то, чтобы мотать, или копить деньги — закон не преследует, не карает, хотя всё эти лица грешат против Бога и против человечества, отказываясь служить им.