Исследования о самовольной смерти - [37]

В России запрещение считать действительными завещания самоубийц появилось впервые при Императрице Екатерине II-ой; хотя отдельного указа на это не было, но это высказано но поводу одного частного лица, а именно в решении Сената 1766 г. по делу о духовном завещании Князя Псковского, при чём в этом решении разъяснено, что завещание самоубийцы не действительно, если писано в состоянии беспамятства или безумия, сопровождавших самоубийство. Но в последующих решениях недействительность духовных завещаний самоубийц признавалась за общее правило.

И только уже в самом недавнем времени, а именно в 1894 г. Правительствующий Сенат высказался по поводу дела о духовном завещании Ахматова в том смысле, что завещательные распоряжения остаются в силе, если доказано, что завещание было составлено в здравом уме и твердой памяти таким лицом, которое впоследствии лишило себя жизни в беспамятстве или под влиянием душевного припадка. Дело Ахматова докладывал Сенатор Пахман, мнению которого, таким образом отныне суждено получить практическое применение в кассационной практике Сената.

Из мотивов к уложению о наказаниях видно, что составители уложения, назначая известные невыгодные последствия для самоубийства, имели ввиду, как ближайшую цель, предупредить развитие самоубийств. Они полагали, что для религиозных людей мысль о том, что их тела лишаются христианского погребения и будут зарыты в безвестные могилы, на столько тяжела, что в состоянии будет удержать от приведения в исполнение их намерения лишить себя жизни. Точно так же право наградить после своей смерти людей, оказавших нам услуги, обеспечить участь дорогих, любимых нами существ, составляет одно из тех преимуществ, которыми особенно дорожит человек перед смертью. Поэтому, полагали составители уложения, мысль о недействительности духовного завещания может остановить руку самоубийцы, готовую уже нанести смертельный удар. Против этих воззрений составителей уложения о наказаниях можно однако возразить весьма многое. В сущности ведь высшее и самое дорогое благо на земле это «жизнь», а потому если самоубийца побеждает в себе естественное влечение к жизни, если он становится выше инстинкта жизни самосохранения, то едва-ли мысль об имущественных интересах может быть сильнейшим стимулом для него, чем те причины, которые побуждают его расстаться с жизнью. Точно так же, если религиозный человек решается сознательно на самоубийство, зная что оно ее угодно Богу, если он совершает это самоубийство, веруя в загробную жизнь и в милосердие Бога, то само собою его не в состоянии удержать от самоубийства то обстоятельство, что церковь лишит его христианского погребения. Ведь для всякого истинно верующего веление религии гораздо важнее обрядовых форм. Старообрядцы и раскольники, придающие огромное значение форме и обрядам и те не устрашались угрозою остаться без погребения.

Как известно среди раскольников в XVII веке самоубийство было очень в ходу. Многие из них заживо сжигали себя, чтобы не достаться в руки правосудия, которое их преследовало.

До сих пор в России существует немногочисленная секта поморян, которая полагает, что самоубийство приятно Богу, ибо по словам Спасителя» [97]): «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее».

Многие мыслители не только скептики и материалисты, но и глубоко верующие в загробную жизнь, как мы видели в предшествующих главах, открыто защищали право человека самовольно прекращать свою жизнь. Особенно в этом направлении писали и рассматривали вопрос о самоубийстве многие лютеранские мыслители. Таким образом, даже склоняясь в пользу предположения, что сознательные самоубийства совершаются людьми верующими в Бога и загробную жизнь, придется все-таки с большим сомнением отнестись к возможности устрашить намеревающихся лишить себя жизни запрещением хоронить тела самоубийц. Правда в первой части настоящего труда приведены исторические примеры законодательства в Милете и в Риме при Тарквинии и указано, что под влиянием суровых законов, обрекавших тела самоубийц на поругание, самоубийства прекратились. Но эти исторические примеры не в достоянии поколебать нашего убеждения в бесцельности строгих мер против самоубийц, ибо эти примеры относятся к таким временам, когда внешним обрядам и формальностям придавали гораздо более значения, чем содержанию религиозных и моральных норм. Время это давно миновало; темные массы необразованного народа еще и до сих пор могут быть удерживаемы от самоубийств мрачными красками, в которых суеверие народа рисует (состояние самоубийц после их смерти; для простого суеверного человека мысль о том, что его тело зароют без установленных религиозных обрядов, представляется на столько страшною, что он пожалуй и не решится на самоубийство.

Но ведь большинство самоубийц приходится на долю интеллигенции, на долю городских жителей; наконец среди самоубийц встречаются иногда и люди совсем не верующие, а таким людям перспектива, что над их телом не совершат религиозных обрядов, вовсе не страшна. Наказание бездушного тела повешением за ноги, как то полагалось по морскому уставу Петра И-го, или «отдачею его палачу для бесчестного погребения», как то полагается еще и до сих пор по не отмененной статье 923 устава Врачебного VIII т. св. зак., современные юристы совершенно справедливо находят бессмысленным, потому что наказывать тело умершего человека то же самое, что наказывать мраморную статую.