Исследования о самовольной смерти - [34]

).

Исторический очерк религиозно-нравственных воззрений на самовольную смерть приводит к убеждению, что во всё времена человеческой истории самоубийство существовало то подвергаясь осуждению философов и законодателей, то напротив того, находя себе ярых защитников среди представителей мысли и науки.

Наш XIX век в этом отношении не составляет исключения. Выдающиеся иностранные юристы и русские криминалисты, как то: Таганцев, Кистяковский… не считают самоубийство преступлением, а писатели школы позитивистов не считают его и деянием постыдным и безнравственным. Но всё как признающие, так и отрицающие за человеком право самовольно распоряжаться своею жизнью сходятся однако в том отношении, что необходимо бороться с увеличающеюся в современном обществе наклонностью к самоуничтожению; Brierre de Boismont, Lisle, Ebrard, Falret, Motel и целый ряд других докторов, о которых упоминает Legoyt[86]), всё в один голос порицают современное неправильное воспитание и в нём видят главную причину ужасающего роста самоубийств в Европе.

На международном конгрессе судебной медицины в Париже в 1878 году доктор Жавель, как средство предупреждающее самоубийство, предложил возобновить уголовную репрессию самоубийства, а именно предлагал, установить, чтобы трупы самоубийц обязательно доставлялись в амфитеатры для анатомических опытов над ними.

После непродолжительных прений это предложение было отклонено конгрессом, при чём председатель конгресса Девержи сказал, что современное общество никогда не согласится отнять у семьи право сохранить тело её члена, который лишил себя жизни [87]).

И так пусть семейства самоубийц плачут над хладными трупами безвременно погибших жертв самоубийства; пусть религия дозволяет хоронить их тела и молиться об упокоении их души; пусть законы снисходительно смотрят на тех несчастных, которые стремятся самовольно сократить свою жизнь.

Во всём этом мы не видим опасности для общественной нравственности и для благополучия человеческого рода на земле, но мы присоединяемся к тем писателям, которые всё свои надежды на успешную борьбу с самоубийством возлагают на педагогию и требуют от общества и семьи, чтобы новые поколения воспитывались в духе любви к человечеству и ко всему живущему. Человек, который любит природу и находит утешение в созерцании её красот, который любит людей и смотрит на земную жизнь, как на высокую и благую цель, найдет в себе всегда довольно силы, чтобы пережить самые тяжкие испытания, посылаемые ему судьбою, не исключая даже мучений отвергнутой любви. Он переживет не только потерю честь, состояния, родных и любимых людей, измену жены и коварство друзей, но он найдет в себе настолько нравственной силы, что будет благословлять жизнь и молиться за своих врагов даже тогда, когда останется в мире одиноким, отвергнутым борцом за идею правды и любви.

Самоубийства в Российском государстве

Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана.

(Филареть).

Сулить мне труд и горе Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать!

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

(Пушкин).

Взгляд преподобного Августина[88]), умершего в 480 г. но Рож. Христ., на самоубийство, как на тяжкий грех, как на преступление против воли Божьей, против ближних, сделался господствующим в западной церкви. Вскоре церковные соборы[89]) стали определять наказания за самоубийство, с целью предупреждения новых покушений на лишение себя жизни.

Восточная церковь так же не осталась чужда этим взглядам и осуждение самоубийства мы можем найти в древнейших памятниках нашего церковного законодательства. В § 14 Кормчей книги говорится «Аще кто сам себя убьет, или заколет, или удавит, приношение не принесется за него, токмо аще ее будет во истину ум погубил подобает-бо их причетником испытовати о сем со истязанием». В требнике Петра Могилы и «в инструкциях старостам поповским» от Андриана Московского Патриарха в статье 21 мы находим так же запрещение хоронить у церквей или на кладбищах тела самоубийц. Однако до Петра Великого светское законодательство в России вовсе не упоминало о самоубийстве. Постановления же светской власти, «о самоубийстве» впервые встречаются в Воинском Уставе Петра II-го 1716 года в главе XIX артикуле 164 гласящем: «ежели кто себя убьет, то подлежит тело его палачу в бесчестное место отволочь и закопать, волоча прежде по улицам и обозу». В толковании к этому артикулу прибавлено: «а ежели кто учинит в беспамятстве, болезни, в меланхолии, то оное тело в особливом, но не бесчестном месте похоронить». Устав Морской Петра II-го еще строже относится к самоубийству; в ст. 107 говорится: «кто захочет сам себя убить и его в том застанут, того повесить на районе, а ежели кто сам себя убьет тот и мертвый за ноги повешен быть имеет». Эти узаконения сохранили свою силу и в последующие царствования, так что свод законов Императора Николая I относится к самоубийству очень строго. У Brierre de Boismont можно найти следующий мало известный анекдот о Петре Великом. Когда Петр II-ой предал Верховному Суду своего сына царевича Алексея, один из судей подал Петру прошение о назначении пенсии своей вдове. Удивленный царь потребовал от него объяснения по поводу такого странного прошения. «Я подчиняюсь приказаниям Вашего Величества», отвечал судья, «это моя священная обязанность, и поэтому я подпишу приговор, но я не могу после этого остаться жить, я должен умереть, это мое священное право».