Исследования о самовольной смерти - [18]

Lisle [48]) утверждает, что единственные случаи самоубийства, которые ему удалось найти в истории мусульман, имели место только среди диссидентов, как то среди последователей Бибека и Кармата и суровых сектантов, подчиненных Шейкуаль-Джебаль.

Одна религия еще не может успешно бороться с самоубийством, не смотря на всю строгость своих запретов. Вера в загробную жизнь не всегда останавливала руку самоубийц, а часто даже подталкивала и одобряла эту руку, как это мы видели в многочисленных примерах указанных в 1-ой книге. Клеомброт и ученики Гегезия лишили себя жизни для того, что бы скорей перейти в загробный, бестелесный мир и насладиться там райским блаженством. Роберт Норманский высказывал так же далеко не новую мысль, что, если есть загробная жизнь, то переход к ней от земной жизни должен представлять величайшее наслаждение. Филипп Строци, как мы уже упоминали, лишая себя жизни, молился Богу и просил его дать его душе убежище в раю. А когда в последней части нашего труда мы обратимся к рассмотрению взглядов на самоубийство ученых и писателей XIX столетия, то нам окончательно придется убедиться в том, что самоубийство среди верующих в загробную жизнь случаются гораздо чаще чем среди атеистов.

Самоубийства в Новые века

Aimer c’est être utile d soi

Se faire aimer, c'est être utile aux autres.

(Виктор Гюго).

„Я иду вперед к моему Отцу; я буду жаловаться Ему на то, что поди отняли тебя у меня и Он будет утешать меня пока ты тоже не прийдешь; я полечу тогда к тебе на встречу, схвачу тебя и останусь с тобою в волнах Эфира перед лицом бесконечного в вечных объятиях“.

(Гете).

Замечательно, что самоубийства ослабевают всякий раз, когда духовная жизнь народа пробуждается каким нибудь сильным умственным и религиозным движением; так во Франции во время жестоких гонений на Кальвинистов самоубийства однако вовсе не имели места и побежденные Гугеноты всё до единого умирали героями под ударами своих неумолимых врагов, никогда не прибегая к самоубийству. Несмотря на этот исторический факт, некоторые писатели католического лагеря утверждают, что изучение древних классиков в связи с учением Кальвина о предопределении и учением Лютера о том, что каждый человек имеет право толковать и применять к себе Св. Писание по собственному усмотрению, дали ближайший точек к сильному развитию самоубийств в Европе. В доказательство этого своего мнения Дзедушицкий[49]) приводит трагическую судьбу молодой, прекрасной королевы Английской, Иоанны Грей, которая, будучи приговорена к смерти в 1554 году, мужественно взошла на эшафот и предпочла умереть от руки палача, не смотря на то, что её любимый учитель, Асхама, не могший помириться с мыслью, что дочь Тюдоров публично будет казнена, на коленях умолял ее принять яд и тем избавиться от позора. Старик долго старался убедить свою ученицу в необходимости самоубийства, но Иоанна Грей блистательно оспаривала его доводы и доказывала, что в её положении гораздо похвальнее переносить свою горькую участь, чем в отчаянии самой насильно прервать нить жизни. Доводам своего учителя она противопоставляла христианское учение об обязанностях к ближним, утверждая, что мученическая смерть её от руки палача прольет бальзам в страждущие души других несчастных. Перед смертью она сама описала весь свой разговор с Асхамом своему духовнику в письме, которое почти целиком приводит г-жа де Сталь в своем рассуждении о самоубийстве.

Нельзя однако отрицать, что реформация глубоко потрясла духовную жизнь Европы, но в замен расшатанных старых основ, не дала на первых порах человечеству других устоев, кроме собственного личного авторитета, а этот последний не убеждал людей в том, что окружающая их жизнь хороша и целесообразна; оттого нельзя удивляться, что лица одаренные чрезвычайным умом, сделались защитниками самоубийства. Но не только в протестантских странах появились сочинения, оправдывающие самоубийство, даже в католической Франции раздавались голоса защищающие его. Известный скептик Монтень, девизом которого было «Que sais-je?!» в своем «Essays» — изданном в 1580 г., приводит множество доводов как против самоубийства, так и за него, вследствие чего некоторые писатели ошибочно относят его к партизанам самоубийства; в действительности же Монтень в этом рассуждении остался верен себе и как скептик и блестящий софист наговорил множество противоречивых положений, но в конце концов, как всякий скептик, не мог не отнестись отрицательно к такому мрачному явлению в природе, каким представляется смерть для всякого неверующего в загробную жизнь. И Монтень, по нашему мнению, не может и не должен стоять в рядах защитников самоубийства. Правда Монтень говорит, что человек «который не боится смерти, ничего не боится; что подчиняться страданиям — слабость, но поддерживать их — безумие! что как человек берущий свою вещь, не совершает преступления, так точно, лишая себя жизни, самоубийца не нарушает законов, запрещающих убийство». Но за то, как скептик, сомневающийся в будущей жизни, Монтень не мог удержаться от жестокого приговора самоубийству. «Смешно», говорит он, «пренебрегать собственною земною жизнью, которая есть величайшее благо и сокровище наше. Пренебрегать собою противно законам природы и ни одно существо в мире не может отказаться от чувства самосохранения». А если вспомнить, что у Монтеня есть следующее место: «C’est le rôle de la couardise, non de la vertu, de sàller topir dans un creux, sous une tombe massive, pour éviter les coups de fortune», то станет совсем непонятно, как некоторые писатели причисляют его к защитникам самоубийства.