Исследование океанских глубин - [48]

Между тем к нам на несколько дней прилетел Том Хортон, чтобы помочь в трудную минуту,— такой уж он был человек. Мы шутя накинулись на него: дескать, не появлялся до тех пор, пока мы не прибыли в Сан-Лукас, где истинный рай для аквалангиста.

Снова приходилось «загорать»: работы было мало. Мы с Томом присоединились к Бобу Диллу, Джону Тейзену, Джо Томпсону и Рону Черчу, которые собирались спуститься в аквалангах по склону, ведущему в одно из ответвлений подводного каньона. Все надели легководолазное снаряжение. «Мокрые» гидрокомбинезоны оказались как нельзя кстати. Хотя вода в верхних слоях была восхитительно теплой, на глубине свыше 30 метров температура ее значительно понижалась. Томпсон, Тейзен и Черч выполняли обязанности фотографов. Все они имели камеры разных конструкций. Боб хотел, чтобы аквалангисты сфотографировали вешки, которые он вбил в стенку каньона год назад. Сначала Дилл и фотографы нырнули на 50 метров, чтобы бегло осмотреть стенку каньона и определить, из чего она сложена — из гранита или осадочных пород. Они вернулись и сообщили, что склон, как и предполагалось, гранитный и что они обнаружили ответвление, о существовании которого не подозревали. Джо и Джон нашли настоящее сокровище — несколько кусков черного коралла. Рон Черч приехал в Сан-Лукас по собственной инициативе, хотя прежде работал для «Вестингауза» и лаборатории электроники на договорных началах. Он привез целый арсенал камер, вызвавший у Джо Томпсона черную зависть.

Во время второго «захода» мы спустились на глубину около 18 метров и оказались на гладком, покрытом илом склоне. Наша задача, объяснял Боб, заключалась в том, чтобы вбить в поверхность дна по прямой линии несколько вешек. Один плыл впереди, втыкая вешки, двое других аквалангистов двигались следом и поправляли их. Делать это приходилось осторожно, чтобы не взбаламутить воду. Видимость была всего 5—10 метров. После того как это было сделано, Боб повел нас вниз по склону, и вскоре мы очутились перед выходом на поверхность коренных пород. Оказалось, что это та самая скала, которую он обнаружил во время погружений на борту «Блюдца». Было нетрудно разглядеть пласты: сначала мы приблизились к самой скале, потом поплыли вдоль трещины, рассекавшей эту огромную глыбу, единственную сложенную из осадочных пород в этом районе. Основание глыбы находилось на глубине 40 метров.

Том вместе с одним из фотографов уже плыл наверх: он расходовал воздуха примерно в два раза больше, чем многие из нас, и мы часто шутили по этому поводу. Да и то сказать, однажды он надел двойные баллоны, но когда поднялся на поверхность, то манометр показывал, что воздуха у него осталось не больше, чем у его напарника, нырявшего с ординарным баллоном. Просто бывает, что одни люди расходуют много воздуха, другие, как, например, Джо и Андре, меньше. Вскоре я услышал звонок: это означало, что давление воздуха в моем баллоне понижается. Мы с Бобом начали всплывать, возвращаясь к свету солнечного дня. Я старался экономить воздух, но, когда поднялся на поверхность, в баллоне осталось всего 4,5 килограмма. На борту «Бэрч-Тайда», сняв с себя снаряжение, мы стали сверять записи. Боб сообщил о своих наблюдениях за вешками. Судя по искривлению линии, на участках, где осадки неустойчивы, они постепенно сползают вниз. Подобный же метод он применил и в каньоне Скриппс, где пустил в ход разные предметы, в том числе кузова старых машин, доказав тем самым, что на крутых склонах осадки заметно сползают. Бывает, конечно, и так, что осадки обваливаются целыми глыбами.

Подобно голубям, выпрашивающим угощение у посетителей парка, у кормы «Бэрч-Тайда» множество пеликанов громко требовали рыбы, хлеба, словом съестного. Андре заметил одного пеликана, жадно хватающего остатки рыбы, которые он ему бросал. Но бедная птица была не в состоянии что-либо проглотить. Приглядевшись, он увидел, что огромный мешок у пеликана возле самого клюва разорван, очевидно, во время драки или борьбы за пищу. Пеликана поймали и доставили на палубу. Каноэ принес из каюты иголку и нитку и начал зашивать птице разорванный зоб. Птица терпеливо ждала. Операция длилась минут 20 и, похоже, была успешной. Андре отрезал несколько кусочков рыбы, мы открыли пеликану клюв и положили туда пищу. Откинув голову назад, он со счастливым видом глотал рыбу. Теперь это была совсем другая птица. Пеликан вразвалку подошел к корме и плюхнулся в воду. «Доктора» Каноэ поздравили со спасением птицы от голодной смерти. Нам казалось, что этот пеликан потом среди других сородичей кормился возле судна.

Кто-то заметил, что у пеликанов, так сказать, профессиональная болезнь. Эти птицы, сложив крылья, камнем падают в воду. После множества таких погружений зрение у птиц портится, и они в конце концов слепнут. Добывать пищу становится трудно, и они начинают голодать. Вполне возможно, что среди птиц, которых мы видели на Отмели умирающих пеликанов, были и пораженные слепотой.

Во второй половине дня, когда аквалангисты еще ныряли, мы отправились на местный завод посмотреть на ночной улов акул. Мы слышали, что в здешних водах их множество, хотя сами не увидели ни одной — ни во время погружений в легководолазном снаряжении, ни с борта «Ныряющего блюдца». Идя вдоль отмели, мы наткнулись на целую коллекцию туш акул, выловленных рыбаками утром. Мы насчитали 23. Большинство акул достигало в длину 1,8—2 метров. Рон узнал в них галапагосских акул. Тут же на берегу акулье мясо режут на куски и продают; челюсти берут в качестве сувениров, а остов оставляют обчищать канюкам.