Испытание временем - [196]

Обратимся к тем запросам и надеждам, которые читатель извечно возлагал на художественную литературу.

Во все времена от романа ждали ответа: как жить, каковы пределы нравственного долга, добра и зла, чести и бесчестия? Эти запросы по-прежнему занимают читателя. Иным стал век, и новый круг интересов запросился в книгу. Нераздельной частью труда стали научные и технические искания. Даже в сферу домашнего хозяйства проникла наука. Никогда еще прогресс знания так не внедрялся в личную жизнь людей, не селил и расселял их по земле, не отрывал от косной среды, чтобы внутренне и внешне преобразить, не диктовал им образа существования, — как в наш удивительный век.

С тех пор как возникла грамотность, форма и содержание литературы зависели от уровня общественного развития. Застой и упадок науки замедляли рост сложившихся вкусов и обедняли духовный мир, пора подъема наук вызывала их расцвет. Не сразу наступали перемены, порой с опозданием на десятилетия, и немудрено — привычное заблуждение тем легче преодолеть, чем меньшему числу людей оно свойственно.

На наших глазах наука породила новые интересы и потребности, она внедрилась в старые порядки и нормы морали, кое-что возвысила и многое из прошлого поставила под вопрос. Возникла трудная задача поспеть за временем; кибернетические автоматы и сложнейшие машины разлучили мастерового и ремесленника с прежним полумашинным трудом — искусством, раз и навсегда усвоенным, — и поставили его у распределительной доски многообразного научного хозяйства. Труд тем более нелегкий, что стремительно нарастают технические совершенства, науки внедряются друг в друге, подменяют и расщепляют то, что недавно казалось неоспоримым. За этим надо поспеть, не упустить, пока не поздно. Сторонних наблюдателей нет, как далеко бы мы ни отстояли от океанических и космических проблем, все мы участники планов полета на Луну и проникновения в глубины океана.

Эти знания необходимы, а добыть их нелегко. Наука раздробилась на многочисленные разделы, работы ученых публикуются на языке, доступном немногим. Охватить растущие знания в своей и смежной областях, порой спаянных крепко, тем более сложно, что повседневный труд современного человека сопряжен с большой тратой умственной энергии. Уж по тому одному читатель охотно отдаст свой досуг книге, в которой средствами художественной занимательности, помимо житейских и нравственных проблем, найдут себе место и познавательные, полезные в его текущем труде. Произведения, подменяющие знания лабораторным антуражем и назойливым повтором азов из учебника, успеха иметь не будут.

Этим новым интересом читателя объясняется успех книг Поля де Крюи, Уилсона, Ремарка, Моруа, Льюиса Синклера, насыщенных научными идеями. Эти произведения не отвечают еще назревшим требованиям читателя, слишком часто в них наука присутствует лишь как повод для развития образов и сюжета. Еще менее отвечают требованиям времени так называемые производственные романы. Всего в этих книгах вдоволь: и рабочей обстановки, и многообразия процессов труда, и подробностей фабрично-заводского быта. Конфликт окрашен внешним волнением. Так, например, автор утверждает, что мост следует строить так — и ни в коем случае иначе. Противник — обычно заслуженный инженер или чиновник важного ведомства. В спор втягиваются дирекция и партийный комитет, конфликт растягивается на много печатных листов, прерываемый на время, чтобы уделить место любовной истории, якобы соприкасающейся с перипетиями строительства моста.

С не меньшим глубокомыслием читателю предлагается принять участие в споре, следует ли отливать трубы по проекту достойного персонажа или проводить эту процедуру несколько иначе. Побывав на многочисленных производственных совещаниях и выслушав сторонников и противников одного и другого проекта, читатель, к общему удовольствию, убеждается, что проект достойного персонажа принесет производству высокий доход и снизит затраты на транспортировку.

Примерно так же обстоит, когда персонажи романа — ученые. Конфликт развивается вокруг неважной частности, которую автор провозгласил высочайшим достижением института. Всей глубины спора читатель никогда не узнает, с него достаточно того, что правда возьмет верх, отсталый ученый, кстати погрешный и во многом другом, останется на ложных позициях, тогда как истина окажется у малозаметного лабораторного труженика.

— Следует ли из всего этого, что скверное использование научного материала в произведении — дополнительная причина нерасположения современника к роману?

— В какой-то мере возможно, но важно другое: не против формы романа и его идей возражает читатель, он хочет наряду со столкновением интересов и страстей вокруг чувства любви, тщеславия, жажды наживы и многого другого встретиться с научной проблемой во всей ее широте и полноте. Эта прибавка не обеднит произведение художника, проблемы науки столь же обширны и многосторонни, как и жизненные ситуации, веками бытующие в литературе.

Серьезное отношение к литературному произведению предполагает и строгие требования к ней. Современному читателю чужды алогизмы и причуды фантазии на страницах книг. Он отказывает писателю в праве домысливать историю, произвольно сочетать подлинное с вымыслом, выдавать одно за другое и злоупотреблять доверием того, кто склонен свято чтить печатное слово. Даже одного лишь психологического раскрытия характера ему недостаточно, он претендует на познания истоков человеческого поведения, откуда бы они ни исходили и к какой области ни относились. Читатель приемлет и тему о любви, но не той, которая ураганом обрушивается на людей, рождается и умирает без причин и следствий. В любви его занимают пути ее развития, логика чувств и законы, управляющие ими. Он не поверит, что любовь человека изъята из общего круговорота закономерностей и порхает по миру без руля и без ветрил.