Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - [58]

Об отношении с подчиненными думал и Осипов: подчиненные оказались у него лейтенанты и техники самолетов, старшие по возрасту, по званию и по срокам службы. Возникли они в предвоенном году, когда нарком обороны ввел для выпускников летных школ вместо лейтенантских сержантские звания. Сложности «вообще» понимаются обычно просто, если они не касаются конкретного человека или определенной группы людей, находящихся в одном подразделении и решающих одну задачу. В реальных же взаимоотношениях все это иногда непросто. Вот и теперь, сержант Пошиванов, сделавший почти полсотни боевых вылетов, стал старшиной и командиром звена, а к нему рядовым летчиком, в подчиненные, назначили лейтенанта Ловкачева.

Ловкачев повоевать-таки не «успел». И теперь у него не было морального права управлять и командовать Пошивановым и звеном, потому что как летчик он был во много раз слабее проверенного огнем и каленым железом старшины. Но Ловкачев был вхож к заместителю командира полка майору Митрохину, начальнику штаба Сергееву, и те очень настаивали на другом решении вопроса. Однако командир и комиссар полка были неумолимы и согласились зачислить Ловкачева в полк только рядовым летчиком.

Да и у командира полка подполковника Наконечного и комиссара — капитана Мельника тоже возникали свои сложности: у них в подчинении оказались командиры старше их и по возрасту, и по службе.

…Наконец были изучены все премудрости по новому самолету, мотору, оборудованию. Сданы экзамены.

Полк по железной дороге перебазировался на новый аэродром, где его уже ждали пахнущие свежей краской штурмовики.

Летчикам, впервые в своей практике, предстояло летать с бетонного аэродрома. Весенняя распутица теперь была не страшна. Лишь бы не подводила погода.

Еще два дня ушло на изучение «живого самолета». Встретившись с «илом» наяву, Осипов убедился, что по схемам и цифрам он не таким представлял себе самолет. Его надо было охватить взглядом, походить вокруг и пощупать рукой, посидеть в кабине, поговорить с самим собой. Пушки, пулеметы, бомбы и реактивные снаряды — всего необычно много на одного летчика. Дюраль, сталь и стекло. И сталь и стекло — броня. Броня привычная и новая, прозрачная, вызывающая восхищение и недоверие.

Впервые закрыв над собой сдвижной фонарь кабины, Матвей почувствовал себя вначале танкистом, а потом крылатым рыцарем, закованным в латы.

Начались полеты. В первый летный день летчики и технический состав до последнего человека собрались на аэродроме.

Ведь кроме Маслова, еще никто не видел штурмовик в воздухе и поэтому не хотел пропустить этот волнующий момент — взлет и полет нового для полка самолета.

Самолеты, раскрашенные зелено-желтой камуфляжной рябью, весело поблескивали своими широкими крыльями на солнце и яркими пятнами выделялись на сером бетоне стоянки и монотонном грязно-сером фоне окружающей местности, создавая ощущение праздника и порождая чувство торжественной новизны.

…Командир полка сделал два показательных полета, а комэски — Русанов и Горохов — объяснили летчикам выполняемые ими этапы полета и их особенности.

После заруливания «ила» на стоянку Наконечный оставил на командирских полетах руководство полка и эскадрилий, а летчики и командиры звеньев были отправлены на подготовку техники и себя к полетам на следующий день.

Утром Осипов задержался у Мельника из-за рекомендации, шел на стоянку звена один. Торопился, но пришлось ему совершать подход дважды. Он отчетливо видел, что техник звена заметил командира, но никаких мер к построению людей не принял. Матвей замедлил шаг, давая себе и подчиненным время на принятие решения. Но как ни тормозил, а расстояние все же кончилось. Люди расчехляли самолеты, посматривая на своего младшего лейтенанта.

Ему стало ясно: сейчас нарушением устава проверяется его командирская воля. Решается вопрос: быть ли трениям между командиром и подчиненным в будущем.

Подойдя к технику звена и поздоровавшись с ним, Осипов спокойно и тихо сказал:

— Товарищ воентехник первого ранга, вам положено было построить звено и доложить. Вы это знаете. Давайте повторим начало рабочего дня.

Полное лицо Груздева стало пунцовым. Он приложил руку к шапке и ответил уставным:

— Есть!

Осипов отошел от звена метров на двадцать. Люди быстро построились по экипажам. Выслушав доклад техника, Матвей дал указания. А дальше жизнь пошла по плану.

Во время обеда, когда командиры звеньев эскадрильи сидели за одним столом, подошел Русанов и как бы между прочим спросил:

— Видели утром тренаж в звене Осипова? Одобряю.

И, не задерживаясь, ушел к своему столу. Сам ли он видел или кто-то сказал ему о происшествии — так и осталось неизвестным.

Никто никогда больше не возвращался в звене к этому инциденту ни в разговорах, да, наверное, и в мыслях. Попыток пробовать крепость власти больше никто не предпринимал.

Первый полет на новом самолете, как и первый прыжок с трехметровой вышки в воду, первая любовь, первый поцелуй — все первое вызывает в человеке не только радость познания, откровение души, гордость за свою смелость и силу. Все первое всегда вызывает и тревогу, так как оно связано хотя бы и с малым, но риском неудачи в задуманном или делаемом. И эту тревогу и напряжение, желание и сомнение всегда тонко подмечает сердце человека. Сердечко ничего не оставляет незамеченным и всегда в эти первые моменты бьется тревожно, сильно и часто, давая этим человеку дополнительные силы, увеличивая проникновение и скорость мысли.