Испытание на прочность - [7]

Мне вдруг почудилось тогда, что и платья мои висят по-другому, и книги, папки и даже шкафы стоят по-другому, что они перекладывали стопки белья, рылись в полотенцах.

Я провозилась до рассвета, время от времени я присаживалась и сидела, уставившись в одну точку, то с ненавистью, то равнодушно позевывая; в квартире я все перевернула вверх дном и уже не стала наводить порядок. Не было сил. Я выключила свет и улеглась в постель.

Однако, несмотря на усталость, заснуть я не смогла. На часы я не смотрела. Но помню, что долго еще лежала без сна, снова и снова пытаясь понять, что же во мне самой и в моем поведении столь подозрительного. Через несколько дней я чуть было совсем не потеряла голову.

Моя сестра, живущая в Мюнхене, в районе Л., пригласила меня к себе поужинать. В тот день сразу после обеда повалил снег. Я хотела заказать такси. Но на стоянках, куда я звонила, никто не отвечал. Поэтому я отправилась на ближайшую стоянку пешком.

Сегодня у них опять что-то затевается, подумала я, выходя из дома. Не успела я появиться на улице, как в ту же минуту — в последнее время так бывало часто — с места сорвались разом три машины: желтый «гольф» и зеленый «рено», стоявшие у противоположного тротуара, и белый «фольксваген», приткнувшийся у тротуара возле моего подъезда; все они устремились в одном направлении, все объехали по нескольку раз квартал, пока я дожидалась на стоянке такси. Когда же наконец я села в машину, все три автомобиля двинулись за ней, обогнали и какое-то время ехали впереди, потом свернули в разные стороны, передав наблюдение за такси другим машинам, стоявшим у обочины с включенным двигателем.

В тот вечер я не стала рассказывать сестре о своих наблюдениях, ведь кроме ее мужа, в прошлом члена консервативной студенческой корпорации, который либо посмеялся бы надо мною в кулак, либо потом досаждал бы из-за меня сестре, за столом сидел еще мой отец. В отличие от зятя отец, по-моему, просто схватился бы за голову. Дело в том, что его мать под старость поместили в психиатрическую больницу, там она и умерла, ей все мерещилось, будто соседи или какие-то посторонние люди проникают в ее отсутствие в квартиру и создают там немыслимый хаос, который на деле создавала она сама, разыскивая по всей квартире своими же руками переложенные вещи.

Когда часа примерно через три в сопровождении отца и мужа сестры я шла по пешеходной дорожке, отделяющей квартал, где живет сестра, от улицы, мне бросилась в глаза одна из стоявших у противоположного тротуара машин, наполовину занесенная снегом: в ней сидел человек в шляпе. Следует отметить, что улица, по которой мы шли, освещена была более чем тускло, а в это время — около десяти часов вечера — кругом не было ни души. Наше приближение отнюдь не смутило сидевшего за рулем мужчину в шляпе, он даже на мгновение не повернул головы в нашу сторону, продолжая неподвижно сидеть, уставившись на безлюдный, занесенный снегом газон.

Отец и зять торопились попасть в тепло из-за пронизывающего ветра, им было не до человека, неподвижно сидевшего в почти занесенной снегом машине в столь позднее время в безлюдном проулке и внимательно разглядывающего занесенный снегом газон. Я ничего им не сказала.

Дома я, вооружившись фонариком, принялась заново исследовать квартиру. Дело в том, что на сей раз я приметила еще и полицейскую машину, следовавшую за нами на некотором расстоянии. Не успела я. войти в подъезд, как полицейский автомобиль промчался мимо. Разумеется, это могло быть чистой случайностью, а могло случайностью и не быть. В машине сидели двое полицейских, и ни один из них, проезжая мимо нашего дома, не повернул головы.

Тем вечером и ночью я окончательно пришла к выводу, что в мое отсутствие кое-где в квартире открывали или чуть сдвигали плинтусы, вынимали и укрепляли заново половицы. Кое-где между плинтусами и стеной зияли щели чуть ли не в сантиметр. Щели между половицами были, правда, не столь широки. Зато по краям половиц там и сям заметны были выщербины. Они бросались в глаза из-за более светлого цвета древесины. А еще бросалось в глаза, что в щелях не было ни пылинки.

Потом я заметила на белом шерстяном ковре в гостиной вмятины рядом с ножками кресел, то же самое — рядом с ножками журнального столика. Помимо кресел и журнального столика незваные визитеры явно сдвигали еще и мой письменный стол. На голубом ковре в кабинете также выделялись прежние вмятины по соседству с ножками письменного стола.

Полночи я в свою очередь сдвигала в сторону кресла, журнальный столик, софу, письменный стол, телевизор, кухонные шкафы, шкаф в прихожей, скатывала ковры и со все возрастающим недоверием и все большей неуверенностью изучала половицы и плинтусы. Ближе к полуночи состояние моего духа стало настолько тревожным, что я позвонила в Н. своей приятельнице Марго Р., как я уже сказала, по профессии врачу, с просьбой выписать мне успокоительное и отправить рецепт спешным письмом.

После этого я вновь занялась плинтусами и половицами, все больше утрачивая целостное представление о происходящем. Пожалуй, я и в самом деле была тогда на пределе. Вдруг мне показалось, что все изменилось, опять я с недоверием уставилась на пятна сырости в кабинете, хотя прекрасно понимала, что уж пятна-то обязаны своим возникновением не господам из особого ведомства, а лишь обильным дождям и снегопадам.