Испытание - [8]
…К середине дороги, где-то уже за Куйбышевом, в городах не было затемнения, и в теплушках засветились «коптилки», загудели железные печки. Когда ночью вдруг звездой сверкнул огонек, Бусыгин аж вздрогнул. Поезд шел вдоль кромки леса, и огонек пропал, потом мелькнул вновь. А станция уже вся сверкала огнями, во всех окнах — яркий свет.
— Свет! — закричал Бусыгин. — Смотрите — свет!
Столпились у чуть приоткрытой двери и радостно смотрели на электрические огни, от которых отвыкли за долгие месяцы блокады, за длинные вечера в пути.
Утром, после Златоуста, поезд остановился у каменного столба с надписью: «Европа — Азия». Высыпали из теплушек, начали греться — бегали из Европы в Азию и обратно.
Николай смотрел на две огромные сосны: одна стояла в Европе, другая — в Азии.
Что за той сосной, которая в Азии, ждет его, всех кировцев, какая жизнь, какие трудности? Позади — тысячи километров. Впереди… Горы, покрытые заснеженным хвойным лесом, скалы. На одной скале кто-то огромными черными буквами вывел:
«Был здесь 20.XI.41. Костя Лопатин. Здравствуй, Урал!»
Здравствуй, здравствуй, Урал. Седой. Могучий. Загадочный.
На двадцать девятый день кировцы прибыли в Челябинск.
ТАНКОГРАД
Раздвинули двери теплушки, и сразу дыхнуло леденящим ветром. Николай в своем пальтишке на «рыбьем меху» и в ботиночках выбивал чечетку, ожесточенно тер ладонями уши. Ну и морозище! Ну и холодина! А ветер пронизывал насквозь.
Челябинцам не в диковину было это «великое переселение». Сюда каждый день прибывали десятки эшелонов с эвакуированными. Область встретила и разместила двести крупных и средних предприятий, в том числе такие, как «Азовсталь», «Серп и молот», «Запорожсталь», «Электросталь», «Калибр», «Красный пролетарий». Оборудование порой размещалось не только на площадках действовавших заводов. Московский завод «Калибр», например, занял вновь построенное в Челябинске, но еще не открытое здание оперного театра, — на сцене работал термический цех, в партере — кузнечный, в фойе — другие цехи.
Вместе с оборудованием приехали рабочие, инженеры, конструкторы с семьями. Челябинцы уже привыкли к эшелонам эвакуированных. Сердца уральцев не раз сжимались от горя и страданий, когда они смотрели на измученных длинной дорогой и бомбежками людей, вынужденных покинуть насиженные гнезда. Челябинцы делали все, что в их силах, чтобы чем-то и как-то помочь эвакуированным.
Удивительное чувство владело кировцами: им казалось, что приехали они не в чужой город, а к себе, на свой завод, временно переведенный в далекий город за Уральским хребтом; и рано или поздно вернутся к берегам Невы, к Нарвской заставе, к цехам родного завода.
…Автобусы и трамваи привезли кировцев на завод. Им дали умыться и сразу же повезли в столовую инструментального цеха. Здесь было чисто и уютно. Работники столовой и заводские комсомольцы помогали голодным, усаживали их за столы.
Бусыгин нервно поглядывал на раздатку, откуда шел аппетитный запах мясного бульона. Когда он взял ложку, рука его задрожала. Николаю как-то неудобно было смотреть на товарищей, и он ел подчеркнуто медленно. А другие спешили, ели жадно, словно не верили, что это все им. А официантки стояли рядом, смотрели и тихо плакали…
Где жить?
Челябинск и до войны не имел излишка жилья, а тут такое «нашествие». Одноэтажный, в основном деревянный в то время город вынужден был потесниться. Заселили кухни, ванные комнаты, подвалы, чердаки, все, что имело хоть какие-то стены и крышу. Жили в клубе, в спортивном зале. Строили бараки и землянки. А в общежитиях стояли двухъярусные нары, и помещалось там в одной комнате 46 парней.
Бусыгину выделили топчан сначала в подвале одного из пятиэтажных домов. Потом — «пошел на уплотнение». Этот светловолосый, спокойный паренек, пришелся по душе семье челябинского рабочего. Да и дома он бывал редко, очень редко. Все дни и многие ночи проводил в своем «СБ-2».
Это только название старое, ленинградское. Да начальство прежнее. И половина народу в цехе — кировцы. Остальные — ремесленники — бледные, оборванные, да усталые женщины с кошелками и судками. Что поделаешь — воина.
У «СБ-2» еще не было крыши. Холод адский. Обогревались мангалами — так назывались бочки из-под карбида, в которых горел кокс: через дыры шло тепло и пыхал едкий дым. Под корпусами танков разводили костры: из-за холода к броне нельзя было прикоснуться — обжигало руки. Но танки, несмотря ни на что, собирались. В цехе стоял сизый туман, это — сгущенные на морозном воздухе бензиновые пары и выхлопные газы.
Василий Иванович Демин, сосредоточенный и серьезный, как всегда спокойный, спросил:
— Как устроился, Никола?
— Порядок.
— Продуктовые получил?
— Ага.
— Ватник дали — это вижу. Варежки. Шлем танкистский. Добро. А с обувью — дрянь дело, так?
— Обещали валенки.
— Тогда хорошо. Ну, становись на свое место, друг-приятель.
Не было артиллерийских обстрелов, бомбежек, воя сирен. Было сытнее. Но распорядок дня такой же, как в Ленинграде: работали почти по две смены. И работа та же: сборка и регулировка тяги — дело, хорошо освоенное Бусыгиным и не столь уж и мудреное.
Пришел мастер — свой, ленинградский. Он коренаст, невысок ростом. Длинноногий, худой Бусыгин на полголовы выше. Мастер смотрит на Николая, усмехается в густые усы щеточкой:
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.