Испытание чувств - [45]

Здесь была Денис Дизарро, но с новым мужем. Луи умер после сердечного приступа несколько лет назад, но она встретила Берни и, по-видимому, была очень счастлива с ним. Здесь была пустота – многие из нас не знали этого – и снова у меня появилось странное чувство потери, как будто что-то было отнято у меня, пока я не видела. «Мое прошлое», – подумала я.

Здесь были несколько пар, поженившихся сразу же после окончания школы и вместе враставших в остальную жизнь.

– Хм, – сказала Пэт, когда я спросила, – я никогда не хотела кого-либо еще, и Билл никогда не смотрел на других женщин, и так было все время в течение двадцати девяти лет». – Счастливый Билли, счастливая Пэт, по-настоящему удовлетворенные: их наслаждение друг другом очевидно всем. – В этом нет ничего особенного, – утверждала она, и при этом его руки удобно лежали на ее плечах. Я же не была в этом уверена. Я просмотрела дюжины детских фотографий, сильно надеясь узнать гордого родителя в ребенке. «О, она прекрасна! У нее твои глаза!» Я говорила снова и снова, но чувствовала, когда он был рядом, абсолютно уверенная в том, что его глаза смотрят в мою душу, и остро мучаясь от смущения.

У Анжелы были две дочери, такие же стройные и привлекательные, какой была их мать в этом возрасте, но она и сама по себе была очаровательным сюрпризом. Она все еще была красива, хотя и не такая стройная, с коротко подстриженными волосами, обрамляющими ее лицо, и теплой трогательной индивидуальностью, которая вылупилась из лакированной скорлупы притворной утонченности. Ее муж был с ней, и, очевидно, он был источником улыбки, которая не покидала ее лицо.

«Любовь прекраснее, – пропела она мне на ухо, – во второй раз…» – «Вторая влюбленность принесла ей много чудесного», – размышляла я. Что я делала, хихикая, собирая данные?

Я нашла его в группе людей, которым он показывал неизменные фотографии, и натолкнулась на двоих его прекрасных детей, улыбаясь и удивляясь по поводу их матери, его жены. Мы говорили высокопарными фразами, не желая перекинуть мост между прошлым и настоящим. Это было похоже на поклевывание чего-то, когда невозможно съесть хороший кусок.

Звук его голоса был теплой лаской, и когда он говорил, то низко наклонялся к моему уху. Правда ли было так шумно? Кто знает. Он склонялся, и мой ум переполнялся сладострастными мыслями.

Я не осмеливалась дотронуться до него, но жаждала почувствовать его тело. Я точно знала, где пристроюсь к его груди, слушая мягкий стук его сердца. Я знала спокойную силу этих рук, я знала, где он был твердым, а я мягкой, и я знала, что возбуждена, как никогда раньше в жизни. Я тяжело вздохнула: его воздействие на меня было сильнее, чем могло представить себе мое богатое воображение. В сексуальных фантазиях по поводу этого мужчины я не принимала во внимание почти двадцать пять прошедших лет. Я думала, что выгляжу нормально, хотя, наверное, была пугалом по сравнению с ним.

Я обещала докторам, что не буду долго стоять на ногах, но при этом не рассчитала соблазна музыки, а этот соблазн доброго лекарства был слишком велик, и я присоединилась к парам, танцующим медленные танцы.

Сначала это был хит Сонни Джеймса «Молодая любовь», который ударил меня по ногам, когда я танцевала с Кенни Стефенсоном. Его жена посмотрела на меня очень странно, когда я схватила его за руки и потащила вниз, к полу, но я бы увлеклась Кенни, когда эта песня была популярна. Он бы любил кого-нибудь еще, а я бы обожала его издалека. Я не старалась это объяснить и чувствовала себя глупо, но его руки держали меня крепко в этом танце, танце многомесячных юношеских страданий.

Потом это была «Невинная конфетка» Эверли: «Все, что я должен сделать, это – мечта», поэтому я не могла отказаться. Боб, мужчина, пригласивший меня на этот танец, сказал с робкой улыбкой, что он хотел бы меня еще пригласить, но у меня есть Ричард.

Деннис Монаган, толстый, как всегда, ирландский провинциал, несмотря на то, что жил в этой стране с семилетнего возраста, сел ненадолго рядом со мной. Он всегда был странным, у него была очень простая философия, и он сказал: «Я есть то, что я есть, и не претендую на то, чтобы быть чем-нибудь большим. Посмотри на этих людей, обменивающихся визитками, хвастающихся тем, как хорошо они все делают. Я – совсем обыкновенный парень с обыкновенной жизнью и обыкновенной работой».

– Ты женат, не правда ли, Деннис?

– Конечно, и она великолепна, но осталась дома, с детишками. Я не мог себе представить, что потащу ее сюда, демонстрируя всем как трофей. Как я уже сказал, мы – обыкновенные люди.

Интересно, они – счастливые люди? Я не могла спросить его об этом: это выглядело бы чрезмерным любопытством, а он говорил как будто искренне, но его обыкновенная счастливая рутина выглядела не совсем правдоподобно. Если он говорил, то я боялась выставить напоказ то, что могло бы заслужить презрение.

Я размышляла о том, не было ли все, что он рассказал мне, каким-то обманом. Все мы притворялись друг перед другом, что у нас безупречная жизнь, что наши супруги, дома и дети – прекрасные и что наш маленький мир – настоящий. Я думала о том, была ли их жизнь менее настоящей? Боялись ли они нашей коллективной внимательной проверки? Приехала ли бы я сюда, если бы мы жили в трущобах, а Стюарт был бы дегенератом-алкоголиком? Вероятно, нет.