Исповедь ветерана - [22]

Для будущего специалиста последняя практика – первый серьёзный профессиональный экзамен, от которого зависит очень многое. Оценка здесь – готовность молодого человека к самостоятельной работе, к решению ответственных задач, которая влечёт за собой целую цепочку взаимозависимостей: будущая должность, размер оплаты труда, «подъёмных», жильё, место в детском саду для ребёнка и так далее. Но и это ещё не всё. Берите выше: приезжая в село, вчерашний выпускник должен быть вполне готов к своей миссии интеллигента, проводника, популяризатора и воплотителя в жизнь передовых идей, в первую очередь научных. Чтобы предприятия получали именно такие кадры – крепких профессионалов и всесторонне развитых людей – местные специалисты должны поддерживать постоянную связь со своими «целевиками», с первых шагов в обучении настраивать ребят на выполнение конкретных задач конкретного производства и всячески помогать им в этом. Кстати, опыт показывает достаточно слабую биологическую и клиническую подготовку выпускников волгоградского, тамбовского, ленинградского, омского, витебского и саратовского ветеринарных и зооинженерных факультетов.

Учёные советы ряда вузов – это «зеркало», где беспощадно отражается низкий уровень педагогического и воспитательного процесса, штампующего иждивенцев, которые не желают трудиться по специальности. Думаю, педагогическим советам учебных заведений следовало бы сфокусировать своё внимание на учебно-методической и воспитательной работе, целью которой должен стать надёжный профессиональный и нравственный «фундамент» будущих специалистов. К примеру, можно было бы создать галерею профессиональных династий (если таковые имеются) и просто лучших работников – как самого вуза, так и его «подшефных» предприятий. По желанию учащейся молодёжи организовывать запоминающиеся встречи с работающими выпускниками и ветеранами. При анализе учебно-воспитательной работы было бы справедливо учитывать использование материалов диссертаций, статей и методических пособий.

Великий микробиолог Луи Пастер говорил: «Твёрдо верю – наука и мир победят невежество и войну. Народы соберутся не для того, чтобы разрушать, а созидать. Будущее за теми, кто больше сделает для страждущего человечества». Эти слова я впервые прочитал 65 лет назад, а убедился в их правоте в ходе своей практической работы.

Учёный – не просто сосуд, наполненный знаниями, но прежде всего человек, осознающий свою высокую миссию на земле. Эту мысль я десятилетиями пытался донести до людей в лекциях, семинарах, газетных и журнальных публикациях, но часто натыкался на непонимание. А ведь такое отношение к людям науки должны культивировать общество, власть! Право, это была бы лишь самая малая дань признательности и уважения, которых достойны лучшие представители учёного мира. Позволю себе привести несколько примеров.

В июле 1941 года моей одногруппнице Аде исполнилось восемь лет, а в начале сентября вокруг Ленинграда замкнулось кольцо вражеской блокады. Фашисты рассчитывали взять город измором. Бомбёжки сменялись артобстрелами. Были сожжены Бадаевские склады с продовольствием. Ленинградцам стали выдавать по карточкам 125 граммов хлеба в день. Ада вместе с матерью перешли на казарменное положение и поселились в здравпункте чугунолитейного завода «Редуктор» с коптилкой и буржуйкой. Как могли, поддерживали обессилевших рабочих (мама Ады оказывала первую помощь больным и раненым), а те, в свою очередь, – женщину-медика с маленькой дочкой. Умирающие ленинградцы пытались отщипнуть от своей хлебной пайки хотя бы крошечный кусочек для ребёнка. Чтобы обмануть голод, мать из сладковатой формовочной земли мастерила некое подобие воздушных лепёшек – так называемое «безе». По утрам, чтобы умыться, нужно было принести в кастрюльке воду из соседнего дома. Для питья приходилось её кипятить. Дневную норму хлеба съедали в три приёма.

Истощённые, измученные люди тушили на крышах домов бомбы-«зажигалки», делали снаряды, ремонтировали танки – словом, обеспечивали жизнь осаждённого города и потребности близкого фронта. Голод усугублялся тридцатиградусным морозом. С приходом весны все, кто ещё мог стоять на ногах, начали очищать Ленинград от грязи и нечистот. Тюкала ломиком и Ада. В мае девочка пошла в первый класс. Дополнительным стимулом был «сытный» обед по рабочей карточке.

Вместо сгоревшего дома в Старой деревне, где семья жила до войны, маме с дочкой дали комнату на Петроградской стороне. Рвать сорняки в скверах не разрешала милиция: витамины были нужны городу. По воскресениям девочка ездила обедать в свою школу за Обводный канал.

Девятый день рождения Ады совпал с эвакуацией в неизвестное. Предыдущее судно с детьми потопили фашисты. Сколько ленинградских блокадников нашли вечный приют на дне Ладожского озера – доподлинно не известно никому. Уже в поезде Ада получила сухой паёк: кусок хлеба и неслыханное лакомство – банку сгущёнки…

Потом был детский дом № 81 в деревне Пустынь Ярославской области. Здесь жили по законам товарищества и взаимопомощи, трудолюбия и ответственности за свои поступки. Старшие дети заботились о младших; всем коллективом сажали картошку и теребили лён. Ада отлично училась, много читала. Так продолжалось и в Ленинградском ветеринарном институте, студенткой которого она стала в 1951 году. Кстати, наша группа все годы учёбы была в числе лучших на курсе из двухсот студентов.