Исповедь священника перед Церковью - [8]

Он сердечно разделял убеждение своих киевских друзей-богословов в необходимости удаления из церковного организма всякого бюрократизма во имя торжества соборной, евангельской демократии. Дух свободы всегда приведет верных Христу в Его Царство, где все пронизано братством и милосердием. Профессор Василий Экземплярский постоянно напоминал ближним о пророчестве Иоанна Богослова о неизбежном конце времен и последнем страшном гонении на верных. Василий Ильич считал, что это «новое и величайшее гонение настанет в тот момент, когда Церковь перестанет угождать властителям земли… и вступит в борьбу со злом». Этот момент внезапно для всех настал в 1917-м году. «Братство Иисуса Сладчайшего», ведомое отцом Спиридоном, утверждало в Киеве времен апокалипсических не скованное внешним догматизмом чистое братолюбивое христианство. Его община действовала среди киевского пролетариата, очень быстро попавшего в тиски тирании (еще худшей, чем при прежнем режиме) и сплотившегося вокруг своего пастыря с полным пониманием того, к какой жизни насущно стремиться: жизни, основанной на Нагорной проповеди, а не на учении революционеров. Среди культурных слоев киевского общества действовала другая, дружественная «Братству Иисуса Сладчайшего» община священника Анатолия Жураковского. Всем им помогал, пока был в силах, Василий Экземплярский и кружок его соратников[10]. Это был духовный, как сказали бы сейчас, проект по осуществлению в нашей истории незамутненного самоотверженного православия. Свобода, по вере участников этого эксперимента, соединенная с постоянным, неустанным откликом на призывы Христа только одна способна преобразить родину.

Конечно, путь духовной свободы оказался предельно тернистым.

В июле 1927 года тогдашнее временное руководство Российской Православной Церкви признало в напечатанном в правительственных «Известиях» своеобразном манифесте («Декларации») советскую власть как установленную свыше и призвало всех своих последователей стать лояльными гражданами СССР, поддерживая власть во всех ее начинаниях. Таким образом, страдавшие за веру узники были признаны церковным начальством уголовными преступниками.

Архимандрит Спиридон отказался признать этот призыв христианским по существу и со своей общиной ушел к тем православным епископам, которые не сочли возможным играть в политические игры с новой властью. Движение это стало называться «иосифлянским» по имени митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых; 1872–1937). Отец Спиридон продолжал совершать то, что делал все годы, начиная с образования Братства. Проповедь, исповедь, широкая благотворительность, поддержка слабых и больных. Но даже среди киевских «иосифлян» нашлась и в это время группа духовенства, которая вдруг припомнила монаху его «сектантскую» «Исповедь», его богослужения с необычным чтением вслух «тайных» молитв. По-видимому, эта пробудившаяся вражда была тайно спровоцирована кураторами религиозных дел из ОГПУ. Лжебратия стала писать доносы епископам уже «катакомбной», особо преследуемой, Церкви. В результате на архимандрита вновь наложили епитимью в виде запрета служить привычным для него образом. Он собрался ехать в ссылку к митрополиту Иосифу и оспорить несправедливые решения. Но — не успел.

Последние годы архимандрит тяжело болел сердечной недостаточностью, волнения, вызванные новой тяжбой с церковной бюрократией, ускорили развязку. Одиннадцатого сентября 1930 года он скончался. Перед смертью ему было видение о скором разгроме его христианского дела, аресте и последующих длительных мучениях в заключении его друга, священника Анатолия Жураковского (арестованного через месяц после кончины отца Спиридона, на Покров 1930 г. и расстрелянного в 1937 г.).

На похороны архимандрита собрались тысячи людей, гроб несли нищие, было много детей, а похоронная процессия растянулась на несколько километров. В проповеди, сказанной после погребения на Соломенском кладбище, отец Анатолий в немногих словах очертил существо дела, которому посвятил себя умерший:

«Наличная церковная действительность не удовлетворяла его: он… хотел найти путь, который состоял в том, чтобы собрать верных в единое тело и научить деятельной любви друг к другу и всем скорбящим, обремененным, нуждающимся. Он возродил древний церковный идеал… как ни ужасны были условия, при которых проходило его служение… он показал и верующим, и неверующим… образ Церкви как чего-то такого, что создано Силой, которая сеет любовь, мир, свет и блаженство».

Почитатель Христа и его неотмирного Царства, страстный противник войны, обличитель всякого рода фальши и лжи, архимандрит Спиридон оставил бесценные свидетельства о старой, православной России кануна ее нисхождения в ад социальной утопии. В своих книгах он показал проекцию другой, тайной, внутренне напряженной жизни, которая билась в российских просторах и сердцах, переливаясь радугой небесных красок и отражений. Неожиданно для себя (да и для нас, до сих пор лишенных полноты знаний о собственной истории) он оказался творцом нового, авангардного православия, всегда стремящегося к источнику целительного слова и сострадания ко всякому тоскующему о царстве справедливости на нашей грешной земле.