Исповедь странного человека - [3]

«Пойти, не пойти?», — билась мысль. Сзади классную как раз перехватили «избранные», по привычке пытаясь умничать, хваля ее речь в столовой. А та по привычке что-то им советовала, что-то о поступлении куда-то. Нашли время.

Порог дверей спортзала, стертый посередине чуть не до бетона, маячил перед глазами, а решение все не приходило. Все логичные доводы перебивало желание глянуть, как там?

Справа опять послышался ненавистный гогот. Как они, так противно умудряются смеяться? Повинуясь мгновенному порыву, ноги шагнули за сбитый порог, в грохочущий полумрак коридора перед входом в зал, расцвеченный разноцветными мигающими отсветами огней. Зал же оказался более-менее освещенным. У дальней стены, подальше от колонок, на сдвинутых в угол лавках, сидели учителя, глядя на веселящихся выпускников, как коршуны на добычу.

Посередине зала кривлялись (простите, танцевали) они, его одноклассники и другие из 9 «а» класса. Выпускной у нас с ними вместе. Многие девушки стояли у стен, кучками по два — три человека, несколько взглядов оттуда, скользнули по мне, все-таки женского пола было чуть больше в наших двух классах. В 9 «а» конечно парней больше половины, зато у нас две трети девушки. В общем, не хватало пар на всех…

Музыка сменилась на медленную, многие из девушек повернулись, шаря глазами по парням. Вскоре по зеленым доскам пола, по белым полосам баскетбольной разметки…. Закружились, хотелось бы сказать, но нет, просто начали топтаться парочки.

На лицах наших передовиков учебы выражение: «Да и не очень-то хотелось!». У меня, наверно, такое же…

Парень, стоящий за… стойкой? Короче, управляющий музыкой, был настолько серьезен, что казалось, эту музыку он сам сочинял.

С лавок бдительно сканировали учителя.

Химичка, вредная как ее кислоты, будто ведро лимонов съела, впрочем, как всегда.

Историк, казалось, вообще отсутствовал, равнодушно скользя взглядом по стенам.

Наша классная, Алла, что-то говорила, классной «а»-шек. Та кивала в ответ.

Какая-то парочка скользнула к двери, скрывшись в полумраке коридора. Пора наверно и мне.

Ушел незамеченный. Теплый по-летнему, майский день, уже сменился еще ощутимой вечерней прохладой. Пахло свежестью, как после дождя. И сиренью.

Мимо больницы, вниз к мосту, привычной за многие годы, дорогой. Зачем ходил? Время зря тратил. Надеялся на что-то. Ну, будем честными, надеялся на девушку. Почему? Что были шансы? Не читал что-ли?

«… Марков-ботан», — всплыла характеристика, прочитанная в Светкином дневнике.

На что ты надеялся, Женя? Дурак! Сжал рукой бицепс, напряг. Мда, Шварценеггер просто… Раздражение хлестнуло по нервам. Почти бегом вылетел на мосток. Подкрашенная алой краской заката, рябь воды, равнодушно плескала в берег.

Света, Света. До того момента, как он прочел строки, написанные красивым почерком в ее дневнике, он полагал, что шансы еще есть. Наивный дурак.

Она казалась такой, своей, даже доброй, что-ли. Живут они в одном подъезде, в детстве бывало, вместе бегали. Тогда все проще было. Потом она стала красивой девушкой, а он… да. Стал…

…Туфли с высоким каблуком стояли рядом, на колготках змеилась затяжка. Завитые локоны, тряслись в такт рыданиям. Фигура, в смелом открытом платье, сгорбилась.

И вот и она, Света. Он видел, она танцевала с Колей своим, из 9 «а», а теперь вот бежит грязноватый ручеек по щеке. «Косметике, хана» подумалось мимоходом. Что она делает здесь, в самый разгар веселья? Поссорились?

— Свет, все нормально? — вдруг вырвался совершенно идиотский вопрос, когда приблизился.

Хотел просто пройти, черт. Конечно, человеку, когда нормально, плакать же хочется. Вот, я дятел.

— Нормально, — буркнула та, не оборачиваясь.

— Может тебя до дому проводить? — осмелился он, удивляясь себе.

— Да пошел ты, — вдруг резко бросила девушка, по-прежнему стоя спиной. Он отшатнулся, не ожидая столь резких слов.

— Извини, — выдавил он.

— Что, извини?! — вдруг обернулась Света. — Что ты тут ходишь?! Что тебе надо?!

По щекам от уголков век, протянулись две черные дорожки. Красноватые глаза казалось, метали молнии, волосы разлетелись под порывом ветра, верхняя губа приподнялась в оскале, даже пальцы скрючились, как когти. Невольно, сделав шаг назад, выставил руки вперед, в примиряющем жесте. Но ни одного слова вставить не удавалось. Девушка видимо вошла в раж.

— Проводник долбаный! — накал все повышался, ее голос дрожал от ярости. — Вали отсюда!

Молчание видно распаляло еще больше слов.

— Урод! А все туда же! До дому проводить! — передразнила она. — На хрен ты, кому-то нужен!

Она в запале наступала на него, умудряясь нависать, будучи меньше ростом. И в конце концов, наткнулась грудью на руки, рефлекторно выставленные вперед.

— Ах ты! — голос сорвался в ультразвук и в вечерней тишине, звонко шлепнула пощечина. Голова мотнулась назад и от неожиданности он чуть не сел.

— Не смей ходить за мной! — прокричала она, почти ему в ухо.

Когда опомнился, ее уже след простыл. Лишь туфли, забытые в порыве гнева стояли на там, где она их бросила.

Щека горела как обожженная. В растерянности, он подхватил ее обувь и побрел к дому. Хаотичные обрывки мыслей, ремешки туфлей, зажатые в руке. Вечерний парк.