Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза - [12]

Мало того что психопат рационален в суждениях, а его разум лишен иллюзий; он, кроме того, реагирует на ситуации нормальными эмоциями. Свои честолюбивые цели он обсуждает со здоровым воодушевлением. Твердость его убеждений производит впечатление даже на закоренелых скептиков. На интерес к своей личности психопат отвечает вполне адекватными чувствами, а обсуждая свою жену, детей или родителей, производит впечатление теплого человека, способного на преданность и верность.

По мнению Клекли, психопаты – асоциальные личности, кажущиеся социализованными, то есть способными, как и остальные люди, на чувства, стремления, надежду и любовь. Психопаты практически неразличимы в толпе. На самом деле психопат ко всему прочему обладает привлекательными чертами, зачастую несвойственными многим «нормальным» людям. Психопат, по Клекли, обаятелен и остроумен, хладнокровен и красноречив; во всех ситуациях он проявляет незаурядное самообладание. Однако под «маской душевного здоровья» скрывается лжец, манипулятор, не желающий нести ответственность за свои поступки. Он производит впечатление человека, способного на волнение, так как импульсивен, капризен и часто совершает одни и те же ошибки. Нарциссизм мешает ему устанавливать прочные, эмоционально окрашенные связи с другими людьми; он очень неразборчив в связях. Эмоциональный мир психопата – бледная имитация естественного эмоционального мира здорового человека. При этом Клекли признает: совокупность особенностей делает психопата подходящим в равной степени и для деловой, и для криминальной карьеры.

Никогда не узнавала я в себе социопата лучше, чем в клинических описаниях Клекли, составленных больше полувека назад. Наблюдая сотни пациентов, Клекли вычленил 16 ключевых поведенческих характеристик, определяющих психопатию. Большинство этих признаков до сих пор используются в диагностике социо– и психопатий, а также других расстройств социального поведения. Вот они:

•поверхностное обаяние и хороший интеллект

•отсутствие заблуждений и других признаков иррационального мышления

•отсутствие нервозности или психоневротических реакций

•ненадежность

•лживость, неискренность

•неспособность к стыду и раскаянию

•неадекватные обоснования асоциального поведения

•недальновидность и неспособность учиться на своем опыте

•патологический эгоцентризм и неспособность к любви

•тотальное обеднение главных аффективных реакций

•отсутствие настоящей проницательности

•снижение способности к глубоким межличностным отношениям

•шокирующее и неприемлемое поведение в состоянии алкогольного опьянения, а иногда и в трезвом виде

•угрозы самоубийством, которые очень редко исполняются

•безличность, банальность и эмоциональная скудость половой жизни

•отсутствие стратегических жизненных планов

Если вы когда-нибудь узнавали себя в гороскопе и думали: «Эге, в этой астрологии что-то есть», то вы поймете, что почувствовала я, прочитав книгу Клекли. Конечно, я нашла у себя не все признаки, но те, что совпали, напугали меня своей точностью. Обнажилось отсутствие общего направления моей жизни, холодность по отношению к друзьям, неспособность сосредоточиться на работе; я увидела психологические причины, лежавшие в основе многих моих проблем. В особенности меня поразили описания пациентов Клекли; некоторые из них так похожи на меня, что порой казалось, будто автор пишет обо мне. Среди пациентов Клекли была женщина по имени Анна. Ее описание показалось мне художественной версией моего случая:

В ней не было ничего яркого, бросающегося в глаза, но тем не менее, стоило ей войти в кабинет, я сразу понял, что она вполне заслуживает внимания, которым когда-то пользовалась. Можно было без всяких натяжек утверждать, что она хорошо выглядит, но любая другая женщина с такой внешностью едва ли могла бы произвести такое сильное впечатление. Говорила она отчетливо, с текучими интонациями, характерными для британского английского, постоянно произнося «р», «-инг» и употребляя причастие глагола «быть», как это делают в Лондоне. Для девушки, родившейся в Джорджии, такая речь могла бы показаться признаком некоторой аффектации. И все же в ее поведении сквозило как раз нечто противоположное, то, что создавало благоприятное впечатление, какое она неизменно производила на всех, с кем встречалась. Слово «наивность» имеет весьма неопределенное значение и употребляется столь часто, что его трудно использовать для обозначения ее изысканности и душевности; но, описывая впечатление от нашей первой встречи, мне трудно избежать употребления именно этого слова, с его обертонами свежести, безыскусственности и искренности.

Ясно, что Клекли очаровала эта пациентка. Мне понравилось, как он описал ее причуды: акцент, безыскусственность, вечную молодость, привлекательность, превосходившую обычную красоту, ее ум и обаяние. Этими словами он мог бы описать и меня. Анне нравился роман Достоевского «Братья Карамазовы», но Клекли пишет, что она не проявляла склонности к «высокому» вкусу и предрассудкам, характерным для интеллектуалов ее уровня, и интересовалась бульварными журнальчиками не меньше, чем музыкой русских композиторов XIX в. Опять-таки все это он мог бы написать и обо мне. Далее Клекли рассказывал, что Анна с искренним удовольствием преподавала в воскресной школе, добровольно работала в Красном Кресте и не брезговала случайными однополыми связями, например с медсестрой госпиталя, где она как пациентка пользовалась всеобщей любовью, доходившей до обожания. Я находила массу параллелей с собственной жизнью, начиная с таких незначительных вещей, как преподавание в воскресной школе и образцовое поведение в госпитале и кончая изменчивыми сексуальными привязанностями. Я была просто поражена.