Исповедь. Пленница своего отца - [47]

Старик ведь в действительности был настоящим трусом, который терроризировал окружающих потому, что сам боялся стать жертвой физического насилия.

Как-то раз, когда Старик ехал на грузовичке, сидя за рулем, а я находилась в кабине рядом с ним, он вдруг резко обогнал и «подрезал» парня, мчавшего на мотоцикле, отчего тот едва не потерял равновесие и чуть не грохнулся на мостовую. Старик злорадно рассмеялся, однако мотоциклист нагнал его, когда тот остановился на красный сигнал светофора.

— Ты что, болван, не можешь ездить поаккуратнее? Ты меня едва не убил!

— Да пошел ты к черту, придурок!

Парень, еще больше разозлившись, соскочил с мотоцикла, распахнул дверцу со стороны Старика и ударил его своей головой в мотоциклетном шлеме прямо в лицо. При этом раздался какой-то забавный звук. Лицо Старика окрасилось кровью, и он принялся стонать, грозясь пожаловаться жандармам.

— Давай, иди жалуйся своим дружкам жандармам, — презрительно фыркнул парень.

Я сразу же влюбилась в этого абсолютно незнакомого мне мотоциклиста.

Жизнь у нас дома как-то незаметно для меня менялась. Старик по-прежнему вел себя, как тиран, однако его самого уже терроризировала болезнь: организм «грыз» диабет. Это началось со ступней, и через некоторое время, поскольку боли усиливались, Старику пришлось сделать операцию. Он очень боялся ложиться в больницу, однако болезнь постепенно «сжирала» его плоть, и ему пришлось преодолеть свой страх. Врачи ограничились тем, что ампутировали ему пальцы на левой ноге.

Однако это было всего лишь начало.

Вернувшись из больницы, он снова стал управлять своими домочадцами при помощи бамбуковой палки, однако через некоторое время диабет опять начал одолевать его, и мальчики, пользуясь этим, вели себя более независимо. Это были славные ребята — крепкие, коренастые, сильные (они стали такими благодаря строительным работам, которые у нас дома не прекращались никогда), но при этом немного дикие и нервные (а вот это уже заслуга воспитания палкой).

Ими уже начали интересоваться девочки, и ребята отвечали им взаимностью.

Старик им в этом не препятствовал, хотя, конечно, у него всегда имелась одна и та же задняя мысль.

Ампутация пальцев отнюдь не убавила его сексуального пыла — как раз наоборот. Единственное изменение для меня заключалось в том, что во время ежедневной физической близости он теперь обходился без своих «штучек» и вводил в меня только собственный член.

Старушка становилась все более сдержанной в обращении со мной, но при этом все больше озлоблялась на Марианну. Она частенько спорила с ней по поводу ее отношений со Стариком.

— Почему ты отсюда не сваливаешь — ты, шлюха? Тебе нравится спать с моим мужем, да?

— А тебе хотелось бы, чтобы я уехала, ведь так? Тогда ты смогла бы снова взяться за свои маленькие гнусные шалости. Что, скучаешь по псу, да? Даже не мечтай об этом! Слишком много было бы для тебя удовольствия!

Старушка уделяла особое внимание Брису, моему пятому сыну. Она относилась к нему очень ласково, всячески его баловала. Постоянно держала его рядом с собой, заставляла спать в ее комнате, покупала ему одежду и различные подарки. Эти подарки вызывали у его братьев зависть, и Брису частенько приходилось спасаться от ребят за юбкой Старушки. Более того, он возгордился своим статусом любимца и зачастую относился к братьям пренебрежительно.

Старушка не ограничивалась тем, что заваливала Бриса подарками, — она сделала его своим «сожителем», причем даже не пыталась этого скрывать. Она заставляла его спать с ней в ее постели каждую ночь. Ему приходилось терпеть ее прихоти, и он постепенно становился все более замкнутым и молчаливым, что усугублялось тем, что братья его сторонились. Лишь многим позднее — когда проводилось расследование — он решил рассказать о том, какой характер имели те отношения, к которым его принуждала Старушка. А я не могла в это вмешаться, потому что была для них не матерью, а так, просто женщиной, которая их родила!

Старик не баловал хорошей одеждой не только меня, но и своих сыновей: они носили лохмотья, которые приносил им отец, причем эти лохмотья затем переходили от старших братьев к младшим. Занимались они главным образом тем, что помогали Старику в его строительных работах. В школу ходили лишь изредка — в соответствии с предписаниями Национальной кассы по выплате пособий многодетным семьям, а также в тех случаях, когда директор школы грозил сообщить куда следует о том, что эти дети не посещают школу.

В тех случаях, когда детям нужно было что-то дарить, Старик организовывал садистскую игру. На Рождество он устраивал «пир», во время которого все должны были пить алкоголь и ели что-нибудь повкуснее, чем обычно.

Подарки при этом лежали в пакетах под елкой.

После ужина Старик разрешал эти свертки открыть, а сам снимал на фотоаппарат сцены, где его — хорошо одетые — дети раскрывают пакеты с подарками.

На следующий день он все у них отнимал.

Я думаю, затем он продавал эти подарки или же прилюдно вручал каким-нибудь чужим детям, чтобы заработать себе хорошую репутацию у жандармов и функционеров «Объединения в поддержку республики».