Исповедь монаха - [35]

Сенред с удивлением посмотрел на Кадфаэля.

— Именно так его и зовут. А ты откуда знаешь?

— И сейчас он живет у Одемара де Клари. Видишь ли, мы пришли к тебе прямо из Элфорда и не далее как вчера разговаривали с твоим сыном. Он очень помог брату Хэлвину, когда ему потребовалась помощь.

— Вы с ним разговаривали! И что же мой сын сказал вам? Не вспоминал ли он обо мне? — заволновался Сенред, внутренне готовясь услышать, что Росселин горько жаловался на него, и заранее смиряясь с этим.

— Ничего особенного он не сказал. О сестре ни слова. Он поведал нам, что находится в Элфорде, повинуясь воле отца, и будет там находиться пока отец не позволит ему вернуться. Мы встретились с Росселином случайно и разговаривали с ним совсем недолго. Ты можешь им гордиться. Подумай, как твердо он соблюдает зарок, а ведь вынужден жить против своего желания в каких-то трех милях от дома. Да, вот еще что, — вспомнил вдруг Кадфаэль, — полагаю, тебе, как отцу, следует об этом знать. Росселин очень подробно расспрашивал нас о монашеской жизни и хотел узнать наше мнение относительно того, не стоит ли ему уйти в монастырь, если то, чего он желает более всего на свете, никогда не сможет осуществиться.

— Нет! Только не это! — с болью вскричал Сенред. — Я не перенесу, если он откажется от всего, что ему дано по праву рождения, и скроется от мира за монастырскими стенами. Он не создан для монашеской жизни! Юноша с такими способностями — нет, ни за что! Брат, то что ты мне сейчас рассказал, лишь подтверждает правильность выбранного мною пути. Тянуть больше нельзя. После свадьбы ему придется смириться. Пока Элисенда остается свободной, он будет продолжать льстить себя несбыточными надеждами. Вот почему я хочу выдать ее замуж, хочу, чтобы она уехала из моего дома, — тогда Росселин сможет вернуться.

— Я понимаю, ты очень обеспокоен, — несколько натянутым тоном произнес Хэлвин, — но не могу одобрить твоих планов, если юная леди противится им. Нравится тебе это или нет, но я обязан сказать: ты не имеешь права приносить в жертву одного для того, чтобы спасти другого.

— Ты заблуждаешься, если полагаешь, будто мне безразлична судьба моей младшей сестры, — нисколько не рассердившись, отозвался Сенред. — Я очень ее люблю. И решение о замужестве Элисенды мы приняли с ней совместно и осознанно, после долгого откровенного разговора. Она отчетливо сознает всю пагубную сущность их любви, она не допускает и мысли, что любовь эта может иметь какой-либо иной исход. Так же искренне, как и я, она хочет разрубить связавший их проклятый узел. Она любит Росселина и не желает погубить его жизнь, а выход видит только один — замужество. Она сама так решила, я ее не принуждал. И жениха я нашел ей — другого такого поискать, любые родители были бы рады отдать за него свою дочь и породниться с его семейством. Благородный, хорошо воспитанный, из состоятельной аристократической семьи, зовут его Жан де Перронет. Он собирался приехать к нам сегодня, так что вы сами убедитесь. Элисенда его давно знает, и если пока еще не любит, он ей, во всяком случае, не противен. Она сама согласилась отправиться с ним под венец. А любовь может прийти, ведь Жан в ней просто души не чает. У этого молодого человека, помимо прочих, есть еще одно бесценное достоинство, — прибавил Сенред мрачно, — он живет очень далеко отсюда и когда женится на Элисенде, увезет ее к себе домой в Букингем. Так сказать, с глаз долой… но не из сердца! Правда, я слышал, будто с годами даже черты самого любимого лица постепенно изглаживаются из памяти. Время лечит любые раны.

Сам не свой от беспокойства, Сенред — порядочный человек, озабоченный благополучием близких ему людей, — разразился целой речью, пытаясь убедить себя и других в своей правоте. В отличие от Кадфаэля, он не заметил, как постепенно бледнело лицо Хэлвина, как в мучительной гримасе кривились его губы, как судорожно сжимались пальцы рук. Сенред говорил что думал, не выбирая слов, но слова эти будто огнем жгли несчастного Хэлвина. И черты дорогой Бертрады (что бы там ни думал об этом Сенред), за восемнадцать лет вовсе не изгладились из памяти Хэлвина, который так надеялся обрести покой после своего паломничества. Увы, нарыв никогда не заживет, если его не вскрыть и как следует не очистить — может быть даже огнем.

— И вы не должны опасаться, братья, как не опасаюсь этого я, — продолжал тем временем Сенред, — что Элисенду не будут холить и лелеять в ее новом доме. Еще два года назад юный Перронет просил у меня ее руки, но в ту пору сестра и слышать не хотела о замужестве. Он терпеливо ждал, когда она передумает, и дождался.

— А как относится к его сватовству госпожа Эмма? — спросил Кадфаэль.

— Мы обсуждали, что делать, втроем, и все вместе пришли к единому решению, поскольку не видим иного выхода. Знаешь, когда вчера вечером я увидел вас у своего порога, точнехонько накануне приезда жениха Элисенды, — я решил, что сам господь посылает мне знамение. Останься до завтра, брат — преподобный отец! — и соверши над ними обряд венчания.

Хэлвин медленно, с трудом разжал стиснутые руки и, будто терзаемый невыносимой болью, с усилием перевел дыхание. Его голос прозвучал еле слышно: