Исповедь маркизы - [65]

Очень скоро наш герой стал скучать — это и понятно, ведь он уже был там никем! Милорд вернулся во Францию и вновь послал жену в Англию вести переговоры. Маркиза преодолела все преграды и вернулась к мужу с боевыми трофеями, то есть с его титулом и рентой в сорок тысяч экю. Однако бывшему изгнаннику не разрешили заседать в Палате лордов, чего он, разумеется, не мог простить Уолполу. Болингброк окружил себя умными людьми и величайшими мужами Англии, среди которых были Ньютон, Свифт и Поп; он писал в газеты и снова получил известность, но уже совсем иную, чем у него была прежде. Милорд даже защитил Роберта Уолпола от несправедливого обвинения и вел себя не только великодушно, но и честно; тем не менее, когда на министра стали нападать в Палате общин и уличили его во всех смертных грехах, Болингброк произнес памятные слова:

— Сегодня он услышал голос потомков…

Эти слова стали повторять; король отдал их автору тайный приказ вернуться во Францию, и тот подчинился. Болингброка держали на чужбине семь лет, посылая ему туда деньги и фактически запрещая переписываться с друзьями. Он поселился в снятом им замке Шантелу, где нам предстояло встретиться много лет спустя с другим опальным министром — герцогом де Шуазёлем. Милорд жил там до самой отставки Уолпола, вновь призвавшей его в Англию, где он стал свидетелем смерти своего ближайшего друга Попа и где за неимением лучшего погряз в литературных интригах, отнявших у него несколько лет.

В последние годы жизни Болингброк превратился в оракула, к которому обращались за советом и государственные деятели, и писатели. Маркиза де Виллет умерла лишь на двадцать месяцев раньше мужа; он не мог примириться с кончиной жены, горько оплакивал ее каждый день, и друзьям не удавалось его утешить. Страдая от страшного недуга — рака лица, — Болингброк держался с бесподобной стойкостью и терпением, необычными для людей его возраста: ему уже исполнилось семьдесят девять лет.

Милорд оставил памятные подарки всем своим друзьям, в том числе маркизу де Матиньону и его сыну графу де Гасе. Они получили от него великолепный перстень с бриллиантом, подарок королевы Анны, который Болингброк всегда носил на руке. Господа Матиньон воздали милорду должное, оберегая его самого от врагов, пока он был жив, и защищая его память.

Мне же достались драгоценные записные книжки, куда Болингброк записывал стихи и где оставили записи многие его гениальные друзья. Я всегда буду их хранить и передам по завещанию г-ну Уолполу. Мне позволительно сыграть с ним эту посмертную шутку.

XXXV

По-моему мнению, воспоминания о какой-либо эпохе должны включать в себя воспоминания обо всем и обо всех, они являются историей эпохи в целом, историей выдающихся людей, а также нравов и обычаев того времени;

без этого невозможно как следует представить ее себе. Поэтому я рассказываю вам не только то, что касается меня лично, но и то, что касается моих друзей, врагов, знакомых — всех тех, кого я встречала в жизни. Я обещала вам рассказать истории всех гостей, присутствовавших на первом обеде у г-жи де Ферриоль. Выполняя это обещание, начинаю сегодня с прелестной мадемуазель Аиссе, которую я очень любила и горько оплакивала; она была гораздо более трогательной и милой, нежели Элоиза у Руссо и все героини, какие только могут быть созданы воображением. Никто не мог сравниться с Аиссе красотой, кротостью и очарованием; никто не был так любим, как она, притом человеком, в высшей степени достойным любви. Милая Аиссе! Какое счастье говорить о ней, описывать и превозносить ее; мне будет казаться, что я снова ее вижу, я, которой уже не суждено ничего видеть на этом свете, где мне довелось увидеть столько всего прекрасного и теперь уже не существующего!

Аиссе… по-моему, я вам о ней уже говорила; мой маленький секретарь утверждает обратное, однако я на нее не полагаюсь: это ветреница!..

(Госпожа маркиза, г-н Уолпол не далее как вчера писал вам то же самое, и в ваши годы такое уже непозволительно, тогда как в мои!..)

Не знаю, что марает на бумаге мой секретарь, но ее перо скрипит, я это слышу, хотя ничего ей не диктовала; наверное, это какая-нибудь злая шутка. Я возвращаюсь к мадемуазель Аиссе и ее происхождению.

Она была рабыня-черкешенка, которую купил в Константинополе г-н де Ферриоль во время своей посольской миссии. Девочке было тогда четыре года; он увидел ее на невольничьем рынке и взял к себе из сострадания к ее слезам и хорошенькому личику. Господин де Ферриоль заплатил за нее полторы тысячи ливров; вероятно, это было очень дорого, но Аиссе того стоила.

Будучи страшным распутником, г-н де Ферриоль хотел в дальнейшем сделать черкешенку своей любовницей и воспитывал ее соответствующим образом. Он привез Аиссе в Париж, определил ее к своей невестке г-же де Ферриоль и оставил там же, когда вернулся в Турцию. Таким образом, девочка росла вместе с сыновьями хозяйки — Пон-де-Велем и д’Аржанталем, о которых мать совсем не заботилась. Госпожа де Ферриоль была женщина легкого нрава, у нее не переводились любовники, и к одному из них она относилась особенно нежно, так как он был нужным человеком для нее и ее близких; то был маршал д’Юксель. Не любя друг друга, они долго жили вместе для того лишь, чтобы избежать расходов, связанных с разрывом. В этом заключается секрет многих длительных связей.