Исповедь Еретика - [11]

Шрифт
Интервал


Музыканты из Burzum или Emperor выбрали другой путь. Отсидели свое, но в конце концов — эффект тот же самый. Их музыка стала известной. Сегодня они на том же месте, что и ты.

Я не собираюсь их судить, знал и знаю многих из этих людей. Часть из них имеют за плечами преступления гораздо большие, чем поджог церкви. Были осуждены за убийства. С некоторыми из них я до сих пор в дружеских отношениях. Есть такие, которых нет в живых. Другие ушли в криминальный мир.


Такие истории люди ассоциируют с хип-хопом, а не с металом.

Все, что свежо и ново в культуре, — радикально. В конце семидесятых радикальным считался панк, в начале девяностых — блэк-метал. У хип-хопа, наверное, тоже был такой период. Я так думаю, хотя не слежу за этой сценой. Да и вообще, молодость мятежна. И это небезопасно.


Но сегодня ты говоришь, что это не тот путь…

Вместо меча в руках у меня гитара. И я сотрясаю закостенелый мир, но вместо коктейля Молотова у меня компьютер. Сегодня это более мощное оружие.


Чтобы прославлять сатану? Почему именно его?

На самом деле, я предлагаю людям гораздо больше, но просто есть те, кто воспринимает мир только в двух красках. И видят лишь Сатану. Делают из меня инструмент для политических игр. Перед выборами появилась куча таких комбинаторов. Некоторые проснулись спустя двадцать лет, взяли меня на мушку и обрушили потоки возмущений. Другие называли себя моими друзьями, хотя я в глаза их никогда не видел. А на фоне всего этого всегда маячил Сатана.


Так почему именно он?

Потому что он производит наибольшее впечатление на поляков. Людям нравятся песни, которые им знакомы. Так же и с метафорами.


Когда-нибудь был для тебя менее метафоричен?

Был менее улыбчивым. Я показывал Дьявола таким, каким видят его христиане. Он служил инструментом, был устрашением. Хотя в Библии в принципе не описывается его внешность…


А разве может дьявол быть милым и приятным?

Если его персонифицировать, то я вижу приличного джентльмена средних лет, хорошо одетого, с безупречными манерами, говорящего на многих языках. Черное не значит некрасивое. Мой Сатана полностью списан с его образа в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова. Или взят из фильмов «Сердце Ангела» с Робертом де Ниро или «Адвокат Дьявола», где превосходно сыграл Аль Пачино. Помню его слова: «Я фанатично влюблен в человека. Я гуманист, быть может, последний на земле».


Из тебя тоже своего рода сатанист-гуманист получается?

Некоторые думают, что в моей квартире все черного цвета, а я сплю в гробу и не пью молока, потому что оно белое. Я же, наоборот, люблю солнечное утро и широкую постель. Мой Дьявол разноцветный.


А Бог?

Бог ничего не видит, не слышит и тем более не соответствует тому образу, в котором его представляют. Опять хочется привести пример из «Адвоката Дьявола». Я могу немного спутать — вопреки ожиданиям не помню всех диалогов наизусть. Вроде бы так: «Кто есть Бог? Ему нравится наблюдать. Он дает тебе инстинкт, а потом запрещает. Смотри — но не трогай, трогай — но не пробуй на вкус. Пробуй — но не смей глотать…» Садист какой-то.



>Нергал глазами одного из фанатов 

А сатана какой-то пресный. Тебе не кажется, что ты просто впал в детство?

Ксендз Бонецкий так про меня сказал. Приятный человек. Для ксендза. Может, поэтому церковь сразу начала затыкать ему рот.


Потому что он хорошо о тебе отозвался?

Потому что поп-культура старается подчинить себе каждого бунтаря, нагнуть его. Меня нагнули? Не чувствую на лице намордника. У людей вечная проблема: классифицировать меня, повесить ярлык и поставить на полку. Одни делают из меня шута, другие приравнивают к Аль-Каиде. Мне это не мешает. Не важно, что они говорят, важно, кто я есть. Недавно я прочитал книжку «Бог, деньги, рок-н-ролл» Мартина Прокопы и Симона Головни. Немало там написано относительно меня, но складывается такое впечатление, что оба автора не решили пока, с какой стороны кусать лучше. Вочеловечившийся дьявол? Обычный атеист? Шут? Пусть дальше гадают.


Ты поп-культурой обласкан.

Я не собираюсь отмахиваться от этого. Улыбаюсь, шучу. Мое послание миру, однако, осталось неизменным. Моя музыка и тексты — прежними. Я милый, но не иду на компромисс.


Но и на мейнстрим не рычишь. Расширяешь аудиторию?

Я не хочу замыкаться в одной нише. У меня характер захватчика. Почему я должен себя ограничивать? Мне нравится разговаривать с простыми людьми, не с ярыми фанатами метала. Пожилая женщина на почте, продавец в магазине, таксист. Слышу от них: «Пан Адам, вы правы, и на многие вещи я смотрю, так же, как и вы».


Может, они не знают, что ты в юности хотел сжечь костел?

Ну, так теперь они узнают. Может, изменят свое мнение, а может быть, и нет. И я и дальше буду для них хорошим. И по-прежнему буду улыбаться. Я сделал выбор много лет назад: не стал преступником, стал музыкантом. Я хочу изменить мир, но не нужно его сжигать, чтобы достигнуть этой цели.

Но Библию сжег.

Не я. Мои фанаты.

ЯСНАЯ ГОРА ДЛЯ НЕФОРМАЛОВ

Ну да, ты ее всего лишь порвал. Для чего?

Первый раз я сделал это спонтанно. Мы были в туре по Штатам летом 2007 года, колесили с мобильным фестивалем Sounds of the Underground. Один из концертов проходил в Кентукки, в городе Луисвилль. Играли мы в Waverly Hills Sanatorium. Это такая американская Ясная Гора


Рекомендуем почитать
И вот наступило потом…

В книгу известного режиссера-мультипликатора Гарри Яковлевича Бардина вошли его воспоминания о детстве, родителях, друзьях, коллегах, работе, приметах времени — о всем том, что оставило свой отпечаток в душе автора, повлияв на творчество, характер, мировоззрение. Трогательные истории из жизни сопровождаются богатым иллюстративным материалом — кадрами из мультфильмов Г. Бардина.


От Монтеня до Арагона

А. Моруа — известный французский писатель. Среди его произведений — психологические романы и рассказы, фантастические новеллы и путевые очерки, биографии великих людей и литературные портреты. Последние и составляют настоящий сборник. Галерея портретов французских писателей открывается XVI веком и включает таких известных художников слова, как Монтень, Вальтер, Руссо, Шатобриан, Стендаль, Бальзак, Флобер, Мопассан, Франс, Пруст, Мориак и другие. Все, написанное Моруа, объединяет вера в человека, в могущество и благотворное воздействие творческой личности. Настоящий сборник наряду с новыми материалами включает статьи, опубликованные ранее в изданиях: А.


Дело чести. Быт русских офицеров

Офицерство в царской России всегда было особой «кастой», отличающейся как от солдат, так и от гражданских людей. Отстраненность от общества объяснялась, в частности, и тем, что офицеры не имели права присоединяться к политическим партиям, а должны были на протяжении всей жизни руководствоваться лишь принципами долга и чести. Где офицеры конца XIX – начала XX века проводили время, когда могли жениться и как защищали свою честь? Обо всем этом вы узнаете из мемуаров русских офицеров XIX века.


Воспоминания И. В. Бабушкина

Иван Васильевич Бабушкин -- один из первых рабочих-передовиков, которые за десять лет до революции начали создавать рабочую социал-демократическую партию. Он был одним из активнейших деятелей революции, вел пропагандистскую работу во многих городах России, участвовал в создании ленинской "Искры", возглавлял революционное движение в Иркутске. Кроме непосредственно воспоминаний И.В. Бабушкина, издание включает краткую биографическую справку, некролог Ленина о Бабушкине, а также приложение -- "Корреспонденции И.В.


Родина далекая и близкая. Моя встреча с бандеровцами

БЕЗРУЧКО ВАЛЕРИЙ ВИКТОРОВИЧ Заслуженный артист России, член Союза театральных деятелей, артист, режиссёр, педагог. Окончил Театральный институт им. Щукина и Высшие режиссёрские курсы. Работал в Московском драматическом театре им. А.С. Пушкина. В 1964–1979 гг. — актёр МХАТа им. Горького. В последующие годы работал в Московской Государственной филармонии и Росконцерте как автор и исполнитель литературно-музыкальных спектаклей. В 1979–1980 гг. поставил ряд торжественных концертов в рамках культурной программы Олимпиады-80 в Москве.


В министерстве двора. Воспоминания

«Последние полтора десятка лет ознаменовались небывалой по своему масштабу публикацией мемуаров, отражающих историю России XIX — начала XX в. Среди их авторов появляются и незаслуженно забытые деятели, имена которых мало что скажут современному, даже вполне осведомленному читателю. К числу таких деятелей можно отнести и Василия Силовича Кривенко, чье мемуарное наследие представлено в полном объеме впервые только в данном издании. Большое научное значение наследия В. С. Кривенко определяется несколькими обстоятельствами…».