Исповедь экономического убийцы - [49]

— Настоящий перс никогда не допустит подобного, — сказал он. Потом он пустился в долгие рассуждения об отношениях его народа — бедуинов — с пустыней. Он особо подчеркнул, что многие горожане проводят свой отпуск в пустыне. Они устанавливают палатки и живут в них семьями неделю или больше. — Мы, мой народ, — часть пустыни. Люди, которыми якобы управляет шах своей железной рукой, это не просто люди из пустыни. Мы неотъемлемая ее часть, мы — сама пустыня.

Он рассказал мне разные истории о своих собственных взаимоотношениях с пустыней. Когда вечер закончился, он проводил меня обратно к маленькой двери в высокой стене. На улице меня ждало такси. Пожав мне руку, Ямин поблагодарил меня за проведенное с ним время. И опять он упомянул мой молодой возраст, мою открытость; по его словам, тот факт, что я занимал такую должность, позволяет ему с надеждой смотреть в будущее.

— Мне было очень приятно провести время с таким человеком, как вы, — сказал он, не выпуская моей руки. — Я бы попросил вас еще об одном одолжении. Мне нелегко об этом просить. Я делаю это только потому, что знаю после проведенного с вами вечера, что это будет для вас важным и даст вам многое.

— Чем я могу быть полезен?

— Я бы хотел познакомить вас с моим близким другом, человеком, который может много рассказать о царе царей. Возможно, что–то при общении с ним вас шокирует, но уверяю, что вы не пожалеете о времени, потраченном на эту встречу.

Глава 19. ИСПОВЕДЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО ПЫТАЛИ

Через несколько дней мы с Ямином, оставив Тегеран позади, промчавшись сквозь пыльный поселок, состоявший из нищих лачуг, двигались вдоль старого караванного пути на край пустыни. Когда за городом уже садилось солнце, мы остановились около группы маленьких глиняных хибарок, окруженных пальмами.

— Очень старый оазис, — объяснил Ямин. — Существовал за много веков до Марко Поло. — Он повел меня к одной из лачуг.

— Человек в доме имеет докторскую степень одного из ваших наиболее престижных университетов. По причинам, о которых вы скоро узнаете, он не может раскрыть свое имя. Вы можете называть его Док.

Он постучал в деревянную дверь, изнутри донесся неясный звук. Ямин толкнул дверь и пропустил меня внутрь. В крошечной комнате не было окон; она освещалась только масляной лампой, стоящей на низком столике в углу. Когда глаза приспособились к полумраку, я заметил, что глиняный пол был покрыт персидскими коврами. Затем стали проступать контуры человеческой фигуры. Человек сидел перед лампой так, что его лица не было видно. Я только увидел, что он был замотан в одеяла, а на голове было что–то надето. Он сидел в инвалидном кресле; кроме столика в углу, другой мебели в комнате не было. Ямин знаком попросил меня сесть на пол. Он подошел к человеку и мягко обнял его за плечи, сказал несколько слов на ухо, затем вернулся и сел рядом со мной.

— Я рассказывал вам о мистере Перкинсе, — сказал он. — Мы оба счастливы иметь честь встретиться с вами, сэр.

— Мистер Перкинс, добро пожаловать. — Голос, практически без акцента, был хриплым и низким. Я почувствовал,' как наклоняюсь вперед, в небольшое пространство между нами, когда он сказал: — Перед вами развалина. Но я не всегда был таким. Когда–то я был сильным, как вы. Я был советником шаха, близким человеком, которому он доверял. — Последовала длительная пауза. — Шах шахов, царь царей. — Мне показалось, что голос его звучал скорее печально, чем зло. — Я лично был знаком со многими мировыми лидерами. Эйзенхауэр, Никсон, де Голль. Они хотели, чтобы я помог ввести эту страну в капиталистический лагерь. Шах тоже доверял мне, и… — он издал звук, который мог бы быть кашлем, но я решил, что он усмехнулся, — я доверял шаху. Я поверил его риторике. Я был убежден, что Иран введет мусульманский мир в новую эпоху, что Персия выполнит свое предначертание. Это казалось нашим предназначением — шаха, моим, всех тех, кто выполнял миссию, ради которой, как нам казалось, мы были рождены.

Одеяла зашевелились; кресло с жужжанием повернулось. Я увидел человека в профиль: густая борода, и — меня как током ударило: плоский профиль! У него не было носа! Содрогнувшись, я подавил в себе шумный вдох.

— Не очень приятное зрелище, как вы считаете, мистер Перкинс, а? Жалко, что вы не видите этого при полном свете. Это так нелепо выглядит. — И опять раздался звук, напоминавший придушенный смех. — Но, как вы наверняка знаете, я вынужден держать свое имя в тайне. Конечно, если вы сильно захотите, вы узнаете, кто я; кроме того, вы обнаружите, что я мертв. Официально меня больше не существует. И все–таки я верю, что вы не станете этого делать. Вам и вашей семье лучше не знать обо мне. У шаха и САВАК длинные руки.

Кресло опять зажужжало и вернулось на место. Я почувствовал облегчение, как будто то, что я не видел профиль этого человека, делало недействительным насилие, совершенное над ним. В то время я не знал об этом обычае в некоторых мусульманских странах. Лицам, принесшим бесчестье и позор обществу или его руководителям, отрубали носы. Таким образом их помечали на всю жизнь — и это ясно доказывало лицо человека передо мной.