Исповедь экономического убийцы - [41]

Это была сделка, от которой дом Сауда вряд ли бы смог отказаться, учитывая географическое положение страны, недостаток военной силы и вообще уязвимость перед лицом таких соседей, как Иран, Сирия, Ирак и Израиль. Соответственно, Вашингтон использовал свое преимущество, чтобы навязать еще одно важнейшее условие, условие, которое переопределило роль ЭУ в мире и стало моделью, которую мы позже пытались использовать в других странах, в частности в Ираке. Оглядываясь назад, я все силюсь найти объяснение тому, как могла Саудовская Аравия принять это условие. Понятное дело, большинство стран арабского мира, ОПЕК и другие мусульманские страны ужаснулись, когда узнали об условиях сделки и о том, как королевский дом уступил требованиям Вашингтона.

Условие заключалось в том, что Саудовская Аравия использует нефтедоллары на покупку ценных бумаг правительства Соединенных Штатов. Проценты, полученные от этих ценных бумаг, будут расходоваться министерством финансов США на то, чтобы помочь Саудовской Аравии выйти из Средневековья и войти в современный индустриальный мир. Иными словами, проценты на полученные саудовцами от продажи нефти миллиарды долларов будут использоваться для оплаты американских компаний, воплощающих разработанный мною и моими конкурентами план–мечту по превращению страны в современную индустриальную державу. Наше собственное министерство финансов будет нанимать нас за счет саудовцев для строительства объектов инфраструктуры и даже целых городов на Аравийском полуострове.

Хотя саудовцы оставили за собой право участвовать в общей разработке проектов, на самом деле будущий облик и экономику Аравийского полуострова предстояло определять командам лучших иностранных специалистов (в основном неверных, по понятиям мусульман). И это происходило в королевстве, основанном на консервативных ваххабитских принципах и управлявшемся согласно этим принципам в течение нескольких веков! Для них это был рискованный шаг, и все же в сложившихся обстоятельствах, учитывая политическое и военное давление со стороны Вашингтона, думаю, у семьи Сауда не было выбора.

С нашей точки зрения, перспективы для получения огромных прибылей открывались неограниченные. Это была прекрасная сделка, обещавшая создать прецедент. Что делало ее еще более привлекательной, так это отсутствие необходимости получать одобрение конгресса — процедура, которую ненавидели корпорации, особенно частные, такие, как «Бектел» и МЕЙН: они предпочитали держать бухгалтерию в секрете и ни с кем не делиться своими тайнами. Томас У. Липпман, адъюнкт в Институте Ближнего Востока, в прошлом журналист, красноречиво описывает наиболее важные черты сделки:

«Саудовцы, имея много свободных денег, переводили их в министерство финансов, где они и хранились, пока не требовалось оплатить сотрудников или подрядчиков. Эта система гарантировала возвращение саудовских денег обратно в американскую экономику… Она также гарантировала, что менеджеры комиссии могли начинать любые проекты, которые они и саудовцы считали необходимыми, без согласования с конгрессом» [31].

Подготовка этого исторического соглашения заняла меньше времени, чем кто–либо мог предвидеть. Однако после этого необходимо было определить пути реализации соглашения. Чтобы начать этот процесс, в Саудовскую Аравию послали доверенное лицо высочайшего правительственного уровня. Это была исключительно конфиденциальная миссия. Я не знаю наверняка, но думаю, что этим посланцем был Генри Киссинджер.

Кто бы он ни был, в его задачу входило прежде всего напомнить королевской семье о том, что случилось в соседнем Иране, когда Моссадык попытался вытеснить «Бритиш петролеум». После этого надо было предложить план настолько привлекательный, что его попросту нельзя было бы отклонить; этот план давал бы саудовцам понять, что у них нет лучшего варианта. Не сомневаюсь, что в конечном итоге они осознали, что либо принимают наше предложение, и тогда им обеспечена наша поддержка, либо отказываются — и отправляются по стопам Моссадыка. Вернувшись в Вашингтон, посланник передал, что саудовцы согласны принять предложение.

Оставалось одно небольшое препятствие: нам необходимо было убедить ключевых лиц правительства Саудовской Аравии. Как нам сообщили, это было семейным делом. Хотя Саудовская Аравия и не являлась демократическим государством, внутри самого дома Сауда было необходимо добиться консенсуса.

В 1975 году я был определен к одному из этих ключевых лиц. Я всегда называл его про себя принцем У. — принцем Уэльским — но никогда не думал, что он был действительно наследным принцем. Моя задача заключалась в том, чтобы убедить его, что операция по отмыванию денег Саудовской Аравии принесет пользу его стране и лично ему.

Это было не так легко, как казалось сначала. Принц повел себя как истинный ваххабит и заявил, что не хочет, чтобы его страна шла путем западной коммерциализации. Он также заявил, что понимает все коварство нашего предложения. По его словам, мы преследовали те же цели, какие были у рыцарей–крестоносцев тысячелетием раньше: христианизация арабского мира. Фактически, в чем–то он был прав. По–моему, различие между нами и крестоносцами было только в названиях. Средневековые католики заявляли, что их задача — спасти мусульман от чистилища; мы же утверждали, что хотим помочь саудовцам в модернизации их страны. На самом деле, думаю, крестоносцы, как и корпоратократия, прежде всего жаждали расширения своей империи.