Исповедь черного человека - [16]

Вернулась девушка в общежитие почти в двенадцать ночи и вся взбудораженная.

— Ты представляешь, его зовут Борис. И он москвич! И папа у него — артист. Да не простой артист, народный! Боря меня на будущей неделе обещал в кино с его участием пригласить! — и снова: Боря то, Боря се.

На третьем занятии принялись заниматься на тренажерах. Тот самый Борис, сын артиста, все время крутился около Жанки (или она вокруг него?). Галя рассмотрела его с пристрастием. Парнем он был видным: хорошего роста, чу́дные воловьи глаза, румянец во всю щеку. Но Галка никогда бы на такого не запа́ла. Чувствовалась в нем какая-то червоточинка. Ни ему, ни Жанке, казалось, не было уже дела ни до самолетов, ни до парашютов. Ни до чего, кроме флирта! А они ведь на том занятии стали почти прыгать: отрабатывали отделение от самолета. Из старой кабины списанного аэроплана, установленной на вышине табуретки, они по очереди отделялись — то есть выпрыгивали в группировке, прижав руки к груди — так, как парашютистам положено. И опять Галку инструктор хвалил. От природы собранная и координированная, она выполняла упражнения лучше многих молодых людей, кулем вываливавшихся из двери.

В следующее воскресенье ни Жанка, ни Борис в аэроклуб не пришли. Гале пришлось ехать одной — но ей неожиданно в таком составе посещать кружок понравилось даже больше. Она на том занятии вообще единственной представительницей прекрасного пола оказалась — как звезда, как Шемаханская царица.

А до неба тем временем оставалось еще далеко. Аэроклубовцы продолжили сигать из ненастоящего самолетика, имитировали приземление на лес, электропровода или воду, а еще изучали отцепную систему. И снова парашюты укладывали.

У Жанки, меж тем, от того воскресенья оказались свои собственные впечатления. Они проигнорировали аэроклуб и ходили с Борисом в кино. Смотрели новый фильм «Девушка без адреса» — того самого режиссера, Рязанов его фамилия, что «Карнавальную ночь» поставил. Про режиссера Боря девушку просветил — он вообще все-все знал про мир кино. Кино было очень смешное, но Борис мешал воспринимать, все пытался ее поцеловать. После сеанса девушка позволила — в щечку, конечно.

А вскоре Жанна пригласила Галю поехать к Борису в гости — на его дачу!

— На дачу?! Ноябрь на дворе! Там же холодно будет! — ужаснулась Галя.

— Ты чудачка! — воскликнула Жанна. — На многих дачах в Подмосковье есть отопление, на некоторых даже газовое. У него в доме, конечно, тоже.

— Да неудобно как-то…

— Да ты что! Я специально Бориса упросила, чтобы он своего друга какого-нибудь пригласил, в расчете на тебя. Что я ему скажу? Друг придет, а я ему — взамен еще одной красивой девушки — дулю? Нет уж, давай, подруга, ты меня не подводи.

И хоть шептало Гале сердце, что не надо ей на ту дачу ехать, она дала себя Жанне уговорить. «Не езди, не езди», — твердил внутренний голос, однако расчет и подруга возобладали. «Коль будут Борисовы друзья, — вкрадчиво шептал разум, — значит, они тоже, как и он, москвичи и, надо думать, из хороших семей. Есть шанс познакомиться и подружиться».

В назначенный день — то была суббота, второе ноября — стояла замечательная, совсем не ноябрьская погода. Казалось, вернулось бабье лето: сухо, тепло. Они поехали на электричке одни. Борис грозился отправиться на дачу пораньше, истопить печку и встретить их на станции.

Когда Жанна и Галя прибыли, он уже ждал на платформе.

Деревья все почти облетели, лишь трепетали на ветру несколько желтых листьев, кружились, падали, валялись у ног. Ими хорошо было шаркать, вздымать толчком ноги. Совсем распогодилось.

Боря встречал их в распахнутом пальто. Пальто было необычное, диковинного цвета кофе с молоком — явно импортное. Ни у кого из знакомых подобных одежек не имелось.

Он галантно подхватил у девушек сумки. Они везли собственноручно приготовленную еду: винегрет и холодец.

Вчера полночи хлопотали в общаге на кухне. Жанка готовить не умела и не любила. Гале кашеварить тоже не слишком нравилось, но в тот раз она старалась. И даже что-то вроде вдохновения испытывала. А Жанка от приготовления пищи отстранилась. Картошку нехотя порезала — и была такова. Теперь Галя волновалась: понравится ли мальчишкам ее стряпня? Если да, она не собиралась замалчивать свои достижения. Надо будет прозрачно намекнуть ребятам, что именно она достигла столь впечатляющих успехов в кулинарии.

Любые достижения требуют жертв — эту аксиому девушка хорошо усвоила. Вот и сегодня обеим пришлось манкировать лекциями: встали спозаранку и бросились в парикмахерскую. Несмотря на ранний час, все равно пришлось выстоять длинную очередь — но зато и укладки, и маникюр девочки все-таки сделали и выглядели теперь очень недурно. Правда, одежда и обувка отставали от заграничных Бориных. В то же время нельзя сказать, что Боря был пижоном, каким-нибудь стилягой: брючины его были нормальной ширины, не узкие, и пострижен коротко, без вызывающего кока.

Борис смотрел на Жанку влюбленными глазами. А Галя чувствовала, что и она тоже хороша теперь: ладная причесочка, маникюрчик, кокетливо повязанный шарфик, прямой взгляд черных глаз. И ей отчего-то показалось, что именно сегодня найдется кто-то, кто ее оценит по достоинству. Во всяком случае, те, кто встречался им на улицах дачного поселка (а их было много по случаю необычно погожего денька), задерживали свой взгляд на этих трех представителях передовой советской молодежи. Встречные мужчины — взрослые и даже лысые, и в велюровых шляпах, и в солидных пальто — пристально — гораздо пристальней, чем обычно! — глазели на обеих девушек.